Бывшие. Запрети мне тебя любить

В голове сплошная каша. Мысли в сумбуре. В горле застревает привкус разочарования, приправленный жгучим гневом. Никакой адекватности. Всё, что значимо – взглянуть в бесстыжие глаза и увидеть в них как минимум такую же боль, которую когда-то довелось испытать мне самой. Кажется, я превышаю скоростной режим по пути к автосервису, если учесть, что добираюсь до пункта назначения очень быстро. Но саму дорогу не помню. Единственное, оставшееся в памяти – факт измены, благодаря которой мы все приходим к тому, что имеем. Не задумалась даже над тем, что Рупасова вообще может уже и не быть на прежнем месте. Время же далеко за полночь.

На асфальте остаётся чёткий длинный след от шин, когда я резко торможу, бросив «Range Rover» перед центральным входом. Пальцы немного подрагивают, когда я собираю брошенные на соседнее сиденье бумаги, посвящённые отвратительному подвигу восьмилетней давности. Дверцу машины с водительской стороны не закрываю.

Плевать на всё!

Внутри полно народа. Сотрудники СТО вернулись на рабочие места. Каждый из них провожает меня недоумённым настороженным взглядом, но не останавливает и не пытается заговорить, когда я поднимаюсь по лестнице на второй этаж, демонстративно игнорируя их присутствие.

Дверь директорского кабинета закрыта. Но не на замок. Удостоверяюсь в этом, когда толкаю деревянное полотно, а оно с грохотом ударяется об стену.

Воздух в помещении пропитан терпким запахом алкоголя. Артём сидит в своём кресле, откинув голову на спинку. Его глаза прикрыты, ресницы мелко подрагивают, а пальцы добела впиваются в кожаные подлокотники.

– Ты – лживая скотина! – рявкаю сходу.

Подхожу к его рабочему столу, останавливаясь напротив мужчины, и швыряю принесённое с собой. Листы разлетаются по гладкой, покрытой лаком поверхности. Некоторые падают на пол, но я не стремлюсь поднимать их. Самое главное – заявление, подписанное Леной, лежит прямо перед Артёмом, а мне и этого достаточно.

– На меня смотри, когда я с тобой разговариваю, – выдавливаю сквозь зубы, но уже размереннее и тише.

Фальшивое спокойствие. Ярость, пронизывающая меня насквозь, всё равно слишком отчётливо проскальзывает в моём голосе. И при всём при этом не вызывает никакой реакции у собеседника.

– Уходи, – устало отмахивается Артём.

Чем злит ещё больше!

– Ты оглох что ли? – интересуюсь ответно, упирая кулаки в столешницу.

Наклоняюсь вперёд, прожигая мужчину гневным взором. Правда, это тоже мало помогает тому, чтобы Рупасов выполнил требуемое.

– Просто уйди, а? – повторяется он.

Ожидаю от него чего угодно, но точно не такой апатии, тем более, когда саму переполняют прямо противоположные чувства. И если я сейчас же не поделюсь ими, то они просто выжгут меня изнутри.

– Ты, мать твою, больше не будешь мне указывать что делать! – повышаю голос снова. – И ты, мать твою, прямо сейчас объяснишь мне, что это, – тыкаю указательным пальцем в заявление, – значит! Ты же сказал, что не трогал её тогда! Тогда какого хера, а, Рупасов?!

Злоба, выжигающая всё моё нутро, продолжает душить остатки самообладания. В лёгких будто стекло битое – так больно даётся каждый новый вдох. Я откровенно задыхаюсь. И тем хуже мне становится с каждой последующей секундой, пока Артём неохотно открывает глаза, неспешно распрямляется и смотрит туда, куда указываю ему.

– Говори, мать твою! – не могу сдержать эмоций в который раз. – Я тебя спрашиваю, что это такое, а?!

Синий взор бегло проходится по криво написанным строчкам, а после снисходительно смотрит в моё лицо. На губах мужчины расплывается едкая ухмылка, а он вальяжно откидывается на спинку кресла, скрещивая руки на груди.

– А что, у тебя проблемы со зрением? – безразлично пожимает плечами Рупасов. – Или читать разучилась? Тут вроде как ясно всё написано.

Твою ж мать!!!

Да он точно издевается!

– Сссу… – едва сдерживаюсь от очередного оскорбления.

Сама не уверена к кому больше оно относится: к сидящему передо мной или той, кто подписала эти строки.

То, что Лена участвовала в этом против воли…

Ни за что не поверю!

– То есть теперь ты уже не отрицаешь тот факт, что нагнул мою подругу в своей извращённой манере, да не раз, забив на меня и то, что у нас вроде как ребёнок должен был быть, да? – уточняю вкрадчиво.

Один Господь Бог знает, чего мне стоит выдать столь связную фразу и не добавить туда в три раза больше матерных слов.

– Я уже давал тебе ответ на этот вопрос, – напряжённо отзывается мужчина. – И от того, сколько дней прошло с тех пор, он не станет иным. Да и какая разница теперь? Ты вроде ясно мне дала понять, что чужой ребёнок в принципе для тебя важнее, чем я или то, что могло бы быть у нас с тобой.

От былой показной расслабленности в нём не остаётся и следа. Рупасов выпрямляет спину и прищуривается, чуть склонив голову влево. Смотрит до того пристально и придирчиво, будто насквозь, что кажется, он уже и сам знает, что скажу.

Но я всё равно озвучиваю.

Хватит недоговорок. Кроме того, так ведь и не получила то, зачем сюда явилась на самом деле. Правду. И не только его. Свою – тоже.

– А разница в том, что, если всё так – значит и ты виноват, – произношу. – Не только я. Ты тоже!

В синих глазах мелькает непонимание. Не спешу облегчать участь их обладателя. Обхожу стол и останавливаюсь прямо перед мужчиной. Под подошвой хрустит битое стекло, а я наклоняюсь к Артёму ближе, упирая обе ладони на подлокотники кресла, в котором он сидит. Хочу с предельной точностью увидеть и запомнить каждую из эмоций, которая последует от него во время того, что я буду говорить дальше.

– Помнишь, ты спрашивал, каким образом я познакомилась со своим мужем? – интересуюсь, но ответа не жду. – Я познакомилась с ним в той самой больнице, в которой умерла его жена при родах. Матвей нас и познакомил. Трое суток я слышала, как он плачет совсем один в том стеклянном боксе. Очень громко. Так, что моё сердце до сих пор сжимается, когда я вспоминаю эти дни и ночи. Никогда их не забуду. А знаешь почему? – спрашиваю и вновь не позволяю собеседнику слова вставить. – Потому что это единственное, что я слышала, пока эти же трое суток истекала кровью после того, как… – запинаюсь, чувствуя, как с ресниц вот-вот спустятся слёзы, но хватает мгновения, чтобы перестать обращать на это внимание, вернувшись к первостепенному, – после того, как потеряла своего малыша. Понимаешь? – умолкаю и ненадолго отстраняюсь, чтобы подобрать со стола бумагу, несущую в себе первоисточник моего горя. Комкаю лист, прижимая его в сжатом кулаке к груди Артёма, пока он продолжает гипнотизировать меня пустым, ничего не выражающим взглядом. – Да ни хера ты не понимаешь! И никто не понимает! Я и сама не понимаю, почему всё так вышло! Они сказали: «При сильном стрессе так бывает, беречь себя надо было», – отнимаю руку и швыряю скомканную бумагу мужчине в лицо. – Вот как ты сберёг нас! Так что ты тоже виноват! Не я одна! Понятна тебе теперь разница, а, Рупасов?!

По моим щекам стекают предательские слёзы. Солёные капли падают на его белую рубашку, отмеряя собой мучительно медленно проходящие секунды, пока пустота в синих глазах наполняется тяжестью горького осознания, пришедшего слишком поздно, чтобы было возможно что-то исправить.

– Ты же сказала: аборт сделала, – едва различимо и шокировано проговаривает он.

Мои губы сами собой расплываются в ядовитой улыбке.

– Нет, Рупасов. Я Лене сказала, что больше не беременна. Всё остальное – ваши личные выводы, – убираю руки от кресла, намереваясь отойти совсем, ведь я получила то, зачем пришла, но Артём перехватывает за запястья. – Точно такие же долбанные тупые выводы, как те, которые ты снова сделал совсем недавно! Когда сказал: «Заново начнём», но при первой же проблеме просто кинул меня! Оскорбил последними словами и оставил одну! Ни хера не меняется, Рупасов! Ты как был эгоистичной сволочью, так и остался! – практически захлёбываюсь собственным ядом. – Руки от меня убери!

Новая попытка освободиться ни к чему толковому не приводит. Мужчина поджимает губы и перехватывает мои ладони крепче.

– Да не трогай ты меня! – вскрикиваю, продолжая вырываться. – Как же ты задолбал уже! Ненавижу тебя! – заканчиваю в бессилии.

Теперь, когда высказала всё, что выжигало душу…

Запал тоже угас.

– Ненавижу тебя, – повторяю уже шёпотом.

Больше не сопротивляюсь, позволяя Рупасову творить что ему вздумается. В душе поселяется привычная пустота. И она для меня значима гораздо больше, чем то, что ещё может со мной случиться.

– Неправда, – отвечает Артём также тихо.

Мои запястья свободны. Но это всё равно не помогает избавиться от чрезмерно близкого присутствия мужчины. Он порывисто обнимает меня за плечи обеими руками, сомкнув ладони в замок за спиной. И прижимает к себе с такой силой, что начинает казаться – у меня рёбра сейчас треснут, не выдержав этого напора. Но я терплю и это. В конце концов, привыкла.

Проходит минута.

Может быть, больше…

– Почему раньше не сказала?

Так и продолжает удерживать меня около себя, но теперь одной рукой, а сгибом указательного пальца второй приподнимает за подбородок, вынуждая смотреть ему в глаза.

Не отвечаю. Просто не знаю, что сказать. Когда я впервые поняла, что он решил, будто я сделала аборт, и правда специально не стала разубеждать его. Даже видеть не хотела. Знала же прекрасно, что примчится сразу. Прощения просить будет. Да только оно не нужно никому из нас. Не изменит ничего. Лишь больнее сделает. Нам обоим.

Да, глупо. И неправильно. Несправедливо. Жестоко даже. Но сделанного не вернёшь. А потом… всё равно стало. Пока Артём не сделал то же самое во второй раз: снова разбил моё сердце, ведь просто не верит. Ни в меня. Ни в нас. Гораздо проще обвинить другого человека в том, что не получается, нежели попытаться понять и принять. Если бы и правда любил, не бросил бы. Ни в тот раз. Ни в этот.

– Почему, Жень? – с нажимом повторяет Артём.

Набираю в лёгкие побольше воздуха. И говорю первое, что приходит в голову:

– А зачем? Почему я должна оправдываться перед тобой? – цепляю безразличную усмешку. – Тебе же так удобно думать о том, какая я дрянь. Так свои собственные грехи кажутся чуть меньше, правда же? Или всё ещё думаешь, что не виноват в том, что у меня выкидыш был? Типа совсем не причём, да, раз рядом не было? Не ты довёл меня до такого состояния?! Так убейся этой своей ложью, Тём. И меня в покое оставь. Я сюда пришла не отношения выяснять и налаживать, если уж на то пошло. Это тебе моё своеобразное «прощай»! Чтоб, когда в зеркало смотрел, помнил, сколько же дерьма живёт, да не во мне одной!

Лицо Рупасова мрачнеет.

– Повтори… – сквозь зубы выдавливает Артём.

Но на моих губах лишь расплывается новая усмешка. Мне сейчас настолько всё равно, что эмоции мужчины совсем не трогают.

– Что, оглох? Кажется, я не заикаюсь, – проговариваю с издёвкой.

– Ты… – гневно прищуривается Рупасов.

Осекается. Больше ничего не говорит. Поднимается, подбирает со стола стакан, наполненный янтарной жидкостью, опрокидывает содержимое залпом, а затем разворачивается обратно в мою сторону. С пару секунд стоит, разглядывает меня, будто впервые видит, то и дело сжимая, разжимая кулаки, а затем… опускается передо мной на колени.

– Прости, Жень, – утыкается лбом мне в живот.

Больше не удерживает меня около себя, но цепляется за мою одежду с таким отчаянием, словно я вот-вот исчезну. А в голосе – сплошная усталость, вина, сожаление, всё то, что переполняет меня саму все эти годы. А ведь всего два слова. То, что именно вот так, здесь и сейчас, находит слишком острый отклик в моём сердце.

А прощение…

Не нужно оно мне. Как и извинения его. Вообще уже ничего не надо. Хочется лишь вернуть былой покой. Отгородиться от всего мира и забыть обо всём, что было прежде.

– Не утруждайся, Тём… – натягиваю очередную фальшивую улыбку, с некоторым усилием, но всё же отодвигаюсь. – Толку нет всё равно, – вздыхаю устало, бросая взгляд в сторону двери на выход.

Не знаю, сколько времени проходит с тех пор, как я обещала Косте вернуться, но давно пора. Да и Рома должен приехать скоро.

– Мне домой надо. Меня там сын ждёт, – добавляю негромко.

– Не уходи так, – горько ухмыляется он.

На мгновение и правда хочется выполнить его просьбу.

Что-то, что раз за разом предаёт меня изнутри, так и тянется к подобному. Но ведь я прекрасно знаю, что таким образом лишь наступлю на те же самые грабли…

Хватит!

– А как мне уйти? – интересуюсь встречно.

Больше у самой себя, чем у стоящего передо мной.

«Да, как? Как сделать так, чтобы и правда уйти? Не возвращаться больше…» – добавляю, но уже мысленно.

– Только не так, – звучит в ответ. – Пожалуйста, Жень… Пожалеешь. Оба пожалеем. И сама знаешь. Ну?

Мужчина обхватывает обеими ладонями моё лицо, притягивает к себе ближе. А я очень стараюсь погасить то самое предательское чувство, что въелось в нутро много лет назад, заставляющее каждый раз тянуться навстречу вопреки всему. Не знаю что это. Но точно не любовь. Когда любят – не стремятся причинить друг другу так много боли. А может я в который раз жестоко ошибаюсь? Может просто наша любовь настолько неправильная? Или и не было её у нас никогда.

– Жень…

Прикосновение чужих губ к моим губам – едва осязаемое, будто и не поцелуй вовсе. Артём не настаивает, не берёт что хочет, как обычно. Оставляет выбор. Мне требуется всего мгновение, чтобы сделать его. Тянусь навстречу, прижимаясь к своему самому первому мужчине как можно ближе. Обвиваю за шею руками, придвигаюсь всем телом вплотную. Нет, я не схожу с ума. Просто я так прощаюсь.

– А так лучше? – шепчу почти неслышно, слегка отстраняясь.

Мои ладони скользят по широким мускулистым плечам, продолжая цепляться с такой силой, будто это единственный спасительный маяк в бескрайнем океане. Словно моя жизнь зависит от того, насколько близко я буду к нему. Иначе потеряюсь и пропаду. Хотя и знаю прекрасно: обманываю себя в первую очередь. Единственное, что меня может погубить – то, в чём я напрасно ищу опору. Тем более, всё равно суждено оставить её. И уже совсем скоро.

– Да, – отзывается Артём.

Он дышит тяжело и шумно, а в синих глазах слишком темно, чтобы я могла уловить в нём хоть какие-то эмоции. Не вижу ничего. Тону в этих глазах без оглядки. Без раздумий. Без сожалений. В последний раз.

– Хорошо, – проговариваю совсем тихо.

Тянусь за новым поцелуем. Нежное, почти невесомое прикосновение быстро перерастает в нечто большее. То, что переполнено отчаянной потребностью чувствовать вкус чужого дыхания и делить один воздух на двоих как можно глубже и дольше.

Пальцы покалывает, но я продолжаю впиваться ногтями в широкие сильные плечи. Хочется получить гораздо больше, а остановиться – сравнимо с апокалипсисом. Но я вынуждена. Вибрация моего телефона в кармане пиджака помогает справиться с порывом минутной слабости и вернуться в реальность.

– Да, – проговариваю глухо, беря трубку.

Даже не смотрю, кто звонит. До сих пор чувствую близость губ Артёма, которая туманит рассудок и не позволяет сосредоточиться на чём-то ещё, помимо неё. Ведь он так и не отстранился. И мне самой позволил отодвинуться лишь на несколько жалких миллиметров.

– Жень, ты скоро там? – напряжённо отзывается Костя.

Ладони Рупасова, удерживающие моё лицо, заметно напрягаются.

– Да, сейчас возвращаться буду уже… – отвечаю, как можно спокойнее. – Рома приехал?

И очень стараюсь, чтобы голос не дрожал.

– Нет, Жень, не надо возвращаться, то есть… – нервно запинается абонент, чем очень сильно удивляет, ведь прежде мне никогда не доводилось слышать нечто подобное от военного, у которого вечно всё под контролем. – Машина брата в аварию попала. В больницу областную езжай. Медицина катастроф туда его везёт.

Из меня будто весь воздух вышибает. Если бы Артём не удерживал меня, наверное, точно бы грохнулась прямо там, где стою.

– Аварию? – переспрашиваю бестолково. – Какую ещё аварию, Костя?

В трубке слышится тягостный вздох.

– Подробностей не знаю пока… – оправдывается мужчина.

Но договорить дальше не успевает.

– Ясно, – прерываю его. – Еду.

Отключаю телефон и на мгновение задерживаю взгляд на Артёме. Этого вполне хватает, чтобы он отошёл в сторону, позволяя пройти. Судя по той мрачности, что успеваю заметить в нём, телефонный разговор он прекрасно расслышал.

– Если хочешь… – нерешительно произносит Рупасов, пока я иду на выход.

Ему я тоже не позволяю сказать большего.

– Спасибо, не надо, – перебиваю бесцеремонно.

Так и не удосуживаюсь закрыть дверь в кабинет, которую оставила на распашку, когда пришла сюда. Спешным шагом покидаю СТО, попутно набирая в поисковике гаджета запрос на контакты государственного заведения, в которое должны привезти Агеева.

Оказавшись на улице, налетаю на Арсения. Хорошо, что тот вовремя реагирует и ловит меня за плечи, а то точно бы упала.

– Жень, ты в порядке? – обеспокоенно хмурится Рупасов-младший.

Только его расспросов сейчас не хватает!

– Нет, – огрызаюсь. – Не видно разве?

На губах мужчина мелькает недобрая усмешка.

– Видно. Потому и спрашиваю.

Он до сих пор крепко держит меня обеими руками. И пусть я прекрасно понимаю, что не должна срываться на постороннем человеке, но сдержаться не выходит.

– Да хватит уже лапать меня! – отшатываюсь назад. – У вас эта дебильная привычка в генах что ли заложена?! – обхожу соседа сбоку, направляясь к собственной машине.

Наконец, нужный номер телефона найден. Но линия, как назло занята. И всё равно я набираю снова и снова, попутно раз за разом убеждая себя в мыслях, что с отцом моего сына всё будет в порядке. Не может с ним случиться что-то действительно плохое и непоправимое. Просто не может! Не должно! Ведь среди всех мужчин, кого я знаю – Роман Агеев едва ли не единственный, кто больше всех достоин жить.

– Жень, подожди! – доносится мне в спину. – Ты куда собралась в таком состоянии?!

Не слушаю. Сажусь за руль, с шумом захлопывая дверцу автомобиля, и нажимаю кнопку старта. Жаль, двигатель не заводится. После шестой попытки приходится признать – машина неисправна.

Чёрте что!

А главное – как вовремя!

– Божье наказание, – ворчу себе под нос в досаде.

Выхожу обратно на улицу.

– Что, не заводится? – всё ещё так никуда и не девается Арсений.

«Медаль тебе за очевидность!» – вспыхивает в моём сознании в ответ.

– Нет, – проговариваю вслух.

Мужчина удручённо вздыхает и кивает в сторону СТО.

– Я сейчас ребятам скажу, они посмотрят. Если поломка не серьёзная, быстро всё исправят, – одаривает приободрительной улыбкой в довершение.

Нет у меня столько времени!

– Такси лучше вызови мне. Я очень тороплюсь, – бросаю спешно.

Сейчас не до вежливости.

– Хорошо, – покорно соглашается Арсений, а пока в его трубке играет музыка ожидания оператора службы, добавляет осторожно: – А случилось-то чего, а, Жень?

Отмахиваюсь от него, невольно скривившись. Парень правильно расценивает мой жест и больше не настаивает. Хотя комментарий всё равно отпускает:

– Тебя же трясёт всю. Может, помочь чем? Ты скажи только…

Презрительно фыркаю и бросаю в его сторону насмешливый взгляд, заметив в его руках пластиковую бутылочку с апельсиновым соком. В горле давно пересохло, поэтому, при виде живительной влаги, мои желания однозначны.

– Да, дай попить, пожалуйста, – смягчаю тон, добавив умоляющий взгляд.

Арсений тут же расплывается в снисходительной улыбке.

– Да пожалуйста, – протягивает напиток.

Открыв крышку, глотаю почти половину. В это время очередь на линии оператора такси доходит и до телефона Рупасова-младшего. Он договаривается о том, чтобы подали автомобиль в ближайшее время, а машина пребывает и правда довольно скоро. Пары минут не проходит, как серебристый седан увозит меня в сторону областной больницы. И это последнее, что я помню за эту ночь. Мелькающие за окном иномарки огни ночного города просто тускнеют у меня на глазах, будто пропадая за вязкой тёмной пеленой. Разум отключается ещё до того момента, когда я понимаю, что что-то здесь не так…