Барон фон Шафф стал гражданином США в 1784 году, но, без сомнения, и он, и его потомки свято хранили память о своем тевтонском прошлом. Коллекция Шаффов, как шепотом поведала Кристабель старая миссис Шафф, является национальным достоянием: редкое средневековое оружие и щиты; античные барельефы; гобелены, еще более потертые, чем в замке Бельфлёров; фламандская керамическая посуда XVI века; средневековые и более поздние витражи; немецкие бронзовые эталоны веса XVII века; фолианты в кожаных переплетах, целая библиотека, на немецком; офорты, гравюры, эстампы; ну и, конечно, потемневшие от времени старые полотна, одно из которых, с изображением богини Безумия, Купидона, Лады и Силена, по преданию, принадлежавшее кисти ван Миревельта, напомнило тоскующей по дому Кристабель о гигантской картине, которая много лет висела в пролете второго этажа в восточном крыле. В некоторых комнатах замка стены были сплошь покрыты звериными шкурами. Камины были густо увешаны различными безделушками и латунной посудой, так что ими уже не пользовались. Во всех комнатах, но главным образом в Главной зале, находились скульптуры белоголовых орлов — деревянные, оловянные, кованые, медные, — и некоторые держали в когтях стрелы. Поговаривали, что барон с сыновьями хранили сотни индейских скальпов (разумеется, должным образом обработанных, выдубленых), но не на всеобщем обозрении.
Старуха Шафф, приземистая и бокастая, словно пробка, поднималась каждое утро в 6:30. При помощи служанки она принимала ванну; читала вслух из Библии; спускалась вниз ровно к половине восьмого, чтобы прочитать молитвы для слуг; завтракала; затем вновь поднималась наверх, чтобы написать письма, заняться шитьем, штопаньем и еще раз почитать Библию. Главная трапеза дня, к изумлению Кристабель, имела место в два часа пополудни. Она проходила по всем правилам этикета, хотя присутствовали на ней обычно только Эдгар, она и старая миссис Шафф. (Как сказала старуха Кристабель, кухня предназначалась исключительно для слуг и находилась в полуподвале. Еду готовили люди, которых Кристабель никогда не видела, а наверх, в буфетную, ее относил глухонемой слуга.)
Двое маленьких сыновей Эдгара ели в полдень, а потом в половину шестого у себя в детской под присмотром гувернера. В первое же утро по прибытии в Шафф-холл, Кристабель, в наряде с цветочным узором и с замотанным на голове наподобие тюрбана желтым шарфом, проходила мимо детской и из любопытства заглянула внутрь. К своему несказанному удивлению, увидела вдруг мужчину, видимо, это и был гувернер мальчиков: он стоял у открытого окна, держа в руках очки, и потирал переносицу, бормоча что-то неразборчивое. Кристабель не могла определить, какого он возраста. Его темно-русые волосы были подстрижены кое-как и ниспадали на воротник неровными прядями; его мужественный, чисто выбритый подбородок был, пожалуй, почти квадратным; кожаная заплата на правом локте твидового пиджака оторвана. Он был крепко сбит, этакий молодой бычок, и больше напоминал сына фермера, чем учителя, получившего образование за границей, в Англии и Германии, и побывавшего в услужении у лучших семьей восточной части страны.
Что-то в его позе, в томности и меланхоличности его повадки тронуло Кристабель до глубины души. Она глядела на него, стоя в дверях, и в то же время думала, кого же он ей напоминает. Этот привлекательный, правильный профиль, эти неуклюже-широкие плечи, из-за чего пиджак натягивался по спине, образуя складки…
Вдруг он обернулся — увидел ее, и у него перехватило дыхание.
Это был Демут Ходж!..
Страсть
Именно в результате ошеломительной вспышки страсти — поразительного в существе столь хрупком и в остальном столь покорном — Гарнет Хект познакомилась с лордом Данрейвеном, которому было суждено привнести в ее жизнь мучительное чувство вины.