Cага о Бельфлёрах

— Ох, мама, я не знаю, все ли хорошо. Я ведь прежде не бывала замужем, — прошептало бедное дитя.

После этого она не появлялась в замке несколько месяцев. И когда ее отец и один из братьев приехали навестить ее, у дорожки к дому их встретил Фокс и сказал — по крайней мере, дал понять (они едва могли разобрать его невнятную речь), что Гепатика «отдыхает» и «не принимает гостей».

Теперь они убедились, что он разительно изменился. Его уже при всем желании нельзя было назвать привлекательным. Зубы были в пятнах от табака, изо рта шел зловонный, мясной запах, на запястьях росли кусты шерсти, и под глазами тоже, а его брови, всегда густые и блестящие, совсем срослись. Волосы у него были сальные и доходили до мощных плеч, под которыми играли груды мышц; маленькие безжалостные глазки, налившиеся кровью, сверкали по-звериному. Да он и был зверь! Их вдруг словно осенило — и отца Гепатики и его брата, причем в один и тот же миг: Гепатика вышла замуж за животное.

За медведя.

За бурого медведя. (Правда, он был на несколько дюймов выше взрослого самца. Рот у него еще не до конца вытянулся вперед, чтобы превратиться в морду.)

Сама того не зная, бедная невинная девочка влюбилась, а потом вышла замуж за зверя.

Они в ужасе ретировались. А дома не могли говорить ни о чем другом. Чтобы убедить остальных (не то чтобы они действительно нуждались в этом), они наперебой изображали мужа Гепатики — сильно сутулились и рычали, свесив руки почти до пола и сузив глаза в хищные щелочки. Они гнусавили, мол, Гепатика отдыхает и не принимает гостей; запускали руки в волосы и, остервенело почесываясь, лохматили себе бороды. Становилось немного не по себе от того, как похоже они передразнивали его — этого получеловека-полузверя.

Да, это был медведь. Как ни безумно, как ни фантастически это звучало. Медведь, который по злой иронии называл себя лисом!.. Что же они могли предпринять, чтобы спасти бедняжку Гепатику?

(«И что же они сделали, по-вашему?» — спрашивали взрослые детей. Те отвечали не сразу, они глядели в огонь, насупившись, возможно, от страха, а потом одна из девочек прошептала: «Выследили и пристрелили зверюгу!»)

И действительно — они выследили и пристрелили его; но не сразу.

Не сразу. Потому что сначала надо было убедиться. И сделать так, чтобы не пострадала Гепатика.

Она не нанесла ответный визит в замок; шли недели, и Бельфлёры, которым не давало покоя несчастье бедной девушки, места не находили от нетерпения. И хотя Гепатика упорно повторяла, что любит мужа, и еще упорнее — что он любит ее, стало совершенно ясно: необходимо что-то предпринять; нельзя, чтобы она так и жила замужем за зверем; ее нужно спасти!

В конце концов, не поставив в известность ее родителей, группа молодых Бельфлёров с друзьями отправились на уединенную ферму, приторочив к седлам дробовики. Они спешились за четверть мили до участка, тщательно выбрав подветренную сторону; сейчас они были куда более осторожны, чем если бы вышли охотиться на обычного медведя. И все же Человек-медведь, должно быть, почуял их приближение, потому что, когда они ворвались в дом, он уже вскочил с постели и стоял в грозном оскале, издавая рык вперемешку с воем. Разумеется, одежды на нем не было: он был покрыт густой грязной шерстью полностью, до самых ступней — покрыт с ног до головы. Мужчины дали залп. Но он продолжал идти на них. Тянул к ним свои огромные когтистые «руки» — ему даже удалось глубоко оцарапать одному из мужчин щеку — и получил новый выстрел, в глаз. Никогда прежде они не слышали такой душераздирающий визг, клялись охотники позже.

В результате они опустошили шесть двухстволок, две из них — практически в упор, прежде чем он вроде бы наконец издох.

(А детеныш, что стало с детенышем? — что они с ним сделали?

Не было никакого детеныша, уверяли потом охотники.

Но каким-то образом это стало известно много месяцев, а то и лет спустя: детеныш был; так что им пришлось прикончить и его. Хотя молодые люди, участвовавшие в охоте, как один отрицали это.

Так детеныша не было?

Клянусь, детеныша не было.

А что сталось с Гепатикой?

После того, что с ней случилось, она удалилась от мира и в конце концов вступила во французскую ветвь ордена кармелиток к безмерному огорчению своих родителей, ярых противников католицизма.)

Гувернер