Cага о Бельфлёрах

Был еще Рафаэль, который отправился в Англию, чтобы найти себе жену по всем правилам и вернулся с хрупкой молодой женщиной (ей тогда было восемнадцать, а ему — тридцать один), Вайолет Олдин, неврастения которой усиливалась с каждой беременностью (всего их было десять — но лишь пятеро детей родились живыми). Возможно, это был удачный брак. Но никто не мог сказать наверняка, потому что Рафаэль и Вайолет редко обменивались на публике хоть словом; собственно, после восьми или девяти лет брака они крайне редко появлялись вместе, за исключением строго официальных, торжественных событий, и в таких случаях держались друг с другом чрезвычайно учтиво, с особенно искренней предупредительностью, какую обычно проявляют друг к другу люди, чувствуя, что близко не сойдутся. (Судя по сохранившемуся портрету, Вайолет Олдин обладала хрупкой, немного блеклой, нервически резкой красотой, а у ее свадебного платья, усеянного жемчугом и с двухметровым шлейфом из бельгийского кружева, была столь узкая талия — всего 43 сантиметра, — что, судя по всему, юная невеста была немногим крупнее ребенка. Оно оказалось единственным фамильным платьем, которое смогла надеть на свою свадьбу Кристабель, и то ее пришлось безжалостно затянуть в корсет).

О трагической «любовной связи» Сэмюэля Бельфлёра также слышали многие, хотя Бельфлёры пытались тщательно скрывать ее; по сей день встревоженный родитель слишком своенравного ребенка мог воскликнуть, смотри, а вот тоже перейдешь грань! (Иногда выражались более откровенно: свяжешься с черными.) Брак Хайрама с несчастной Элизой Перкинс продлился чуть больше года, но его вообще нельзя было назвать, даже поначалу, «любовным союзом»; и, хотя злополучный брак Деллы и Стэнтона Пима был заключен по любви, по крайней мере, с ее стороны, его ждал внезапный и трагический финал, в результате несчастного случая, спустя всего несколько месяцев. А еще был Рауль, о котором вообще никто не решался упоминать, кроме как шепотом.

Самой поразительной, однако, была «любовная история» бедной Гепатики Бельфлёр.

Она жила много лет назад, но ее судьбу часто приводили в пример девочкам, которые проявляли чрезмерное упрямство. «Ты же знаешь, что приключилось с Гепатикой!» — говорили им матери. И даже самые отчаянные барышни вдруг притихали.

Гепатике, очень красивой и донельзя избалованной девушке, было всего шестнадцать, когда она влюбилась в мужчину, известного как Дуэйн Доути Фокс. (Когда, спустя годы, Иеремия познакомился с двумя родственниками настоящего Дуэйна Доути — торговцем землей из Висконсина и известным в своих местах окружным судьей, — оба клялись, что никогда не слыхали о Дуэйне Доути Фоксе. Что никого не удивило.) Веселая, приветливая, иногда немного ребячливая Гепатика гордилась своими длинными волнистыми волосами, почти такого же оттенка, как у Иоланды, а еще она обожала готовить изысканные блюда собственного изобретения (если только ей позволяла кухарка): это был то креветочный мусс со взбитыми сливками, то сладкий до приторности силлабаб, то ананасовый пирог с арахисовым маслом — по сей день любимый десерт всех детей Бельфлёров; и, конечно, за ней, богатой наследницей, да еще и редкостной красавицей, увивалась толпа поклонников, среди которых было несколько весьма завидных молодых людей (а были и не столь молодые, но не менее завидные по разным прагматическим причинам); но она, не слишком заботясь о мнении своих родителей, наотрез отвергала всех подряд. Я вообще не хочу выходить замуж, говорила она, скорчив капризную мину; не желаю всей этой возни.

Но однажды теплым апрельским днем, возвращаясь в экипаже из деревни домой (она часто ездила туда в гости к дочке ректора — единственной девушке по соседству, которая была не ниже ее по положению), Гепатика заметила вдруг среди других рабочих на обочине дороги молодого человека, поразившего ее воображение. Высокий, без рубахи, в соломенной шляпе, низко надвинутой на глаза, он, медленно подняв голову, со спокойной уверенностью существа столь дикого и столь неприрученного, что ему еще не ведома боль, которую способен причинить человек, уставился прямо на Гепатику, восседавшую в двухместной коляске в желтых в горох платье и чепчике. Ни один другой мужчина в округе не посмел бы смотреть на нее столь откровенно; даже маленьким детям, живущим поблизости от замка, строго наказывали: не глазеть.

Но как глупо он выглядит, думала Гепатика — без рубахи, с блестящей от пота, густо-волосатой грудью, — он просто… восхитителен! (Не так часто в те времена доводилось увидеть мужчину с голым торсом, особенно на дороге вдоль озера: негласно она считалась собственностью Бельфлёров, хотя официально была доступна для всех. Просто невроятно, думала Гепатика. И как же странно!)