Читаем Cага о Бельфлёрах полностью

Бельфлёры посуевернее называли Паслёна троллем (как будто кто-нибудь из них хоть раз встречал настоящего тролля!), но было куда разумнее полагать, как делали Лея, Хайрам, Джаспер, Юэн и другие «просвещенные» члены семьи, что он — просто карлик. Не совсем обычный карлик, каких можно встретить где угодно, — потому что Паслён со своим горбом, с широким и тонким, почти безгубым ртом, тянувшимся, казалось, от уха до уха, был, безусловно, особенным. Во-первых, он был удручающе уродлив. Может, кому и хотелось бы подружиться с ним, даже просто пожалеть — но его чересчур крупное, покрытое морщинами лицо с бесцветными глазками-осколками и отчетливой вмятиной на лбу (словно, как заметил кто-то, его ударили в детстве обухом), и эта вечная безумная безрадостная улыбка во весь рот были настолько отталкивающими, что люди в испуге отворачивались и у них учащался пульс; а всякая всячина, что он всегда носил при себе в бесчисленных кожаных мешочках и коробочках (по слухам, это были кусочки высушенных трупиков животных, но, скорее всего — лишь лекарственные травы: окопник, Черноголовка, белоку-дренник, барвинок и, собственно, паслён), источала тошнотворный запах, который усиливался во влажную погоду. Бромвел вычислил, что, выпрямись Паслён во весь рост, в нем было бы около пяти футов. Но его тело было так жестоко деформировано, позвоночник так изогнут, а грудь так сильно вдавлена, что сейчас его рост составлял лишь чуть больше четырех футов. Вот бедняга, говорили люди, увидев его впервые; вот так урод, бормотали они под нос, встретившись с ним еще и еще раз; чудовище, настоящий монстр, наконец заключали они, когда Ни самого уродца, ни Леи не было поблизости. (Одной из самых постыдных тайн Бельфлёров станет огромное влияние карлика на Лею. Ведь было очевидно, что ему удалось, как раз к четвертому дню рождения Джермейн, обрести для нее беспрецедентную ценность, а кроме того, завоевать ее полнейшее доверие — которое, увы, хотя никогда не переходило границу искренней привязанности между хозяйкой и ее слугой-фаворитом, тем не менее вызывало среди черни самые разнообразные циничные, дурацкие, грубые, непристойные кривотолки.)

Паслён обрел свое место в замке Бельфлёров благодаря чистой случайности — точнее, благодаря цепи случайностей.

После трагической гибели маленькой Кассандры мужчины Бельфлёры, к которым время от времени присоединялись друзья, соседи и гостившие родственники (например, Дейв Синкфойл и Дэбни Раш), уходили — с дробовиками, винтовками и даже с легким полуавтоматическим ружьем Юэна — на поиски Стервятника Лейк-Нуар, который, по легенде, жил в самом сердце Черного болота; но их вылазки были бесплодны. Они подстреливали — или, в своем вполне понятном раздражении, оставляли умирать десятки других животных: оленей, рысей, бобров, скунсов, зайцев и кроликов, енотов и опоссумов, ондатр и крыс, дикобразов и змей (гадюк, гремучек, щитомордников), даже черепах, даже летучих мышей; и несметное количество птиц — в основном цапель, ястребов и орлов, которые отдаленно напоминали ужасного Стервятника, — но всегда возвращались домой изнуренные, недовольные и с пустыми руками. Гидеон, который в последние годы не слишком интересовался охотой, был полон особенной решимости прикончить чудище и возглавлял почти все походы на болото; даже когда после змеиного укуса у него случилась лихорадка, он все равно пошел на охоту вместе со всеми. Он никогда не упоминал имени Кассандры, и уж тем более Гарнет, но зато постоянно твердил о Стервятнике Лейк-Нуар, о том, как выследит птицу и не успокоится, пока не убьет. (Бромвел повторял отцу, что, несомненно, существуют и другие птицы этой породы, несмотря на легенду об уникальности этого представителя пернатых — иначе как, вопрошал неизменно аккуратный в формулировках мальчик, он размножался бы?) Но все охотничьи экспедиции заканчивались неудачей, и тогда Гидеона охватывала бессильная ярость. Однажды он предложил забросать все болото целиком, а это шестьдесят или семьдесят акров, бомбами-зажигалками: не может ли Юэн (только что избранный, с минимальным отрывом, шериф округа Нотога) раздобыть необходимые боеприпасы? Но Юэн только рассмеялся на эти слова, приняв их за шутку. В конце концов, мы прикончим эту тварь, сказал он. Не бойся, от нас не уйдет.

И все же шли недели, а Стервятника Лейк-Нуар никто даже не видел, не говоря уж о том, чтобы пристрелить его.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века