Cага о Бельфлёрах

Его раболепие, конечно, вызывало неловкость — это было глупо, раздражало, отвлекало, но, с другой стороны, и льстило — однако, если он чересчур усердствовал в своем обожании, стоило ей дать ему шутливый пинок, как он тут же унимался. Несмотря на свою жутковатую внешность, горбун обладал явным чувством собственного достоинства… Он импонировал Лее, и она ничего не могла с этим поделать. Ей было жаль его, он развлекал ее, ей была по душе его преданность — да, он ей очень нравился, несмотря на то что остальные Бельфлёры — даже дети, даже слуги — этого не понимали.

Просто непостижимо, нет, как это гадко и эгоистично, что они недолюбливают бедняжку Паслёна, думала Лея. А ведь должны бы пожалеть его! Как они могут не замечать его неустанной энергии, его доброго сердца, его готовности (и страстного желания!) работать в замке, не получая жалованья, лишь за ночлег и еду! Ее не удивляло презрительное отношение Гидеона — она всегда считала его глубоко ограниченной личностью, настолько же обделенной эмоционально, насколько Паслён был обделен физически, и любое отклонение от нормы вызывало в нем страх (она вспоминала, как он трясся и мучился при появлении на свет Джермейн, так что ей пришлось потом нянчиться с ними обоими); но ее удивляло, что остальные члены семьи так невзлюбили карлика. Джермейн, видя его, старалась убежать, дети постарше тоже, бабка Корнелия сразу отводила взгляд, а слуги, те вообще поговаривали (поддавшись сплетням суевер ной дурочки Эдны, которую давно следовало гнать в три шеи), что он истинный тролль… Подумать только, тролль в доме Бельфлёров, в наше-то время! Но нельзя было отрицать очевидного: его никто не любил, и Лея решила, что не отступит — ни перед глупыми страхами Джермейн, ни перед вялыми, жалкими возражениями свояченицы (Лили не смела вступить в открытое противостояние с Леей — она была такая трусиха), даже перед отвращением Гидеона. Со временем, думала Лея, они полюбят его по-настоящему, полюбят не меньше, чем она.

Но в тот раз, когда его впервые увидела двоюродная тетка Вероника, Лею искренне поразило нечто не просто странное, но, казалось, необратимое в поведении старой дамы. Спускаясь вниз по широкой винтовой лестнице, держась одной рукой за перила, а второй, чтобы не споткнуться, придерживая и слегка приподняв тяжелые черные юбки, Вероника вдруг увидела, как Паслён (в тот вечер он впервые официально исполнял роль «личного слуги» Леи и был облачен в новенькую нарядную ливрею) придвигает стул своей госпожи ближе к огню; и вот, прямо так, с поднятой ногой в высоком ботинке на шнуровке, она замерла на месте, судорожно вцепившись в перила. С каким странным выражением глядела тетка Вероника на карлика, который, поскольку стоял согнувшись в три погибели, сначала ее не заметил. И только когда он начал пятиться назад, без устали кланяясь, то поднял глаза и увидел ее… и на какой-то миг тоже замер. А Лея, которая в другой ситуации скорее позабавилась бы, почувствовала почти неуловимую взаимную настороженность тетки и Паслёна; не то что они узнали друг друга, тут было сложнее — тут было другое (и это было почти невозможно объяснить): словно они оба почуяли своего. Словно то, к чему взывал и от чего бежал один, откликнулось в другом. (Позже вероника сидела за ужином, как шест проглотив; она притворилась, что потягивает свой бульон и потом гоняла еду по тарелке, будто один ее вид пробуждал в ней тошноту (была такая манера у тетки Вероники — несмотря на свои внушительные объемы, она считалась большой привередой), сделала два больших глотка кларета, после чего извинилась и поспешила обратно наверх, чтобы «предаться отдыху» пораньше.

Не любили Паслёна и кошки. Ни Джинджер, ни Том, ни Мисти, ни Тристрам с Минервой; и в особенности — Малелеил, которого Паслён старался задобрить, предлагая ему свежайшую кошачью мяту (он носил при себе пучки разных трав, бережно завернутые в вощеную бумагу и завязанные ниткой, в нескольких кожаных мешочках и деревянных коробочках), но животное продолжало держаться на порядочной дистанции и не поддавалось на соблазны. Однажды Джермейн застала Паслёна в полутемной зале для гостей, обшитой тиковым деревом, когда он, склонясь еще ниже обычного и держа что-то в обтянутой перчаткой руке, повторял: кис-кис-кис-кис своим резким визгливым голосом — и в ту же секунду Малелеил, вздыбив шерсть на спине и распушив хвост, шмыгнул мимо карлика и выбежал из залы. Паслён постоял, потом понюхал пучок травы, что держал в руке и заковылял вслед за котом: кис-кис-кис, иди сюда, киса, кис-кис-кис-кис… — звал он терпеливо, безо всякой обиды.

Автомобили