Cага о Бельфлёрах

Сам Юэн был вполне доволен надежным, солидным американским красавцем «паккардом», хотя для своей пассии (разведенки Розалинды Мэнкс, называющей себя поющей актрисой) он приобрел при содействии Гидеона и Бенджамена Стоуна щегольской голубой «ягуар» с обивкой из крашеного кролика и серебряной фурнитурой, который частенько мчался на дикой скорости даже по самым узким улочкам Нотога-Фоллз прямо под носом у дорожной полиции — и словно невидимый для нее. (Юэн был не против, чтобы Лили научилась водить, хотя и не поощрял ее в этом, но, конечно, у него не было времени ее учить, и он с облегчением и благодарностью выслушал мнение Альберта, который пытался учить мать вождению на «нэше» Леи — мол, дело безнадежное). У самого Альберта был «шевроле-каприс», который однажды войдет в боковое столкновение с пикапом одного фермера-арендатора, Альберт получит травмы, а фермер погибнет на месте; Джаспер водил удобный и практичный «форд», всего с парой царапин, а Мор-на получит на день рождения от молодого мужа хорошенький шоколадного цвета «порше». Бромвел же никогда не будет владеть машиной, ему даже не суждено было научиться водить.

Самым старым автомобилем, принадлежавшим Бельфлёрам ко времени появления на свет Джермейн, был черный двухдверный «форд», подарок Делле от доброго дядюшки (одного из братьев Эльвиры) — чтобы она могла при желании ездить по округе; но конечно, Делла так и не научилась водить, и машина стояла годами без дела — аккумулятор давно сел, на сиденьях свили гнезда ласточки — в старом каретном сарае за ее красно-кирпичным домом в Бушкилз-Ферри. Девочкой Лея безуспешно пыталась завести «форд»; она упрашивала Деллу отдать его в ремонт и привести в порядок: если машина будет на ходу, ее парень Николас Фёр обещал давать ей уроки вождения; ведь будет так здорово — разве Делла не согласна? — если они с ней будут кататься по воскресеньям вдоль реки или махнут на юг, на равнину, и даже заночуют там, чтобы сменить обстановку?

— С чего это ты вдруг решила сменить обстановку? — раздраженно отвечала на это Делла (у ее своенравной дочери был такой резкий, требовательный голос!). — Тебе здесь неприятностей не хватает?

И старый черный «форд» по-прежнему стоял в каретном сарае, брошенный, ненужный, будто в пятнах проказы, покрытый слоем пыли с голубиным и ласточкиным пометом — и томится там по сей день.

Демон

В горах, в стародавние времена бродил Иедидия Бельфлёр, кающийся грешник. И когда он увидел, что в хижине Генофера поселился демон, что демон насильно укрылся за покрытой седой порослью грудью старика и теперь дерзко смотрит на него через его стариковские глаза — дерзко и насмешливо, словно подначивая его, Иедидию: ну же, узнай меня! — то понял, что не позволит этой твари остаться в живых.

— Я узнал тебя, — прошептал он, наступая на него.

Демон заморгал и уставился на него. Лицо Генофера изменилось разительно, возможно даже, это было лицо уже мертвого человека, невероятно постаревшего. Хотя Иедидия провел на другой стороне горы всего один год — а может, два, три, — за это время Генофер превратился в дряхлого старика; наверняка именно старческая немощь и позволила демону пробраться в его тело.

— Ну конечно, ты меня узнал! — сказал демон.

— Это не его голос, — сказал Иедидия с улыбкой. — Ты не умеешь подделывать его голос.

— Его? Кого — его? О чем ты?

— Того старика. Генофера. Ты ведь не знал его, — отвечал Иедидия. — Поэтому и не можешь подделать его голос. Меня тебе не обмануть.

— Что ты говоришь? — сказал демон. Изображая испуг, он начал заикаться. — Я Мэк — ты знаешь меня, это я, Мэк Генофер. Ради Бога, Иедидия, ты что, шутишь? Но ты никогда не шутишь…

Иедидия оглядел опушку. Вот лошадь Генофера с провислой спиной, и мул; а его трусоватая гончая лежит, прижавшись животом к земле, и робко мотает хвостом, словно, заключив мир с убийцей своего хозяина, хотела теперь договориться и с его отмсти-телем.

На грубой деревянной перекладине у входа висело несколько шкур — в крови, с рваными краями, неузнаваемые — енота, выдры ли, белки или рыси? Он не ожидал их увидеть.

— Вот уж не знал, что ты капканами забавляешься, — сказал Иедидия, глядя на существо с язвительной улыбкой.

Настоящий Генофер разразился бы на это своим сипловатым оглушительным смехом, но демон, снова изображая страх, лишь уставился на Иедидию и бесшумно пошевелил губами. Возможно, он молился Дьяволу, но Иедидию это не отпугнуло.

— Ты не можешь оставаться на этой горе. Эта гора священная, — спокойно произнес Иедидия. — Наверное, Геннофер приютил тебя, возможно — я допускаю, — он пригласил тебя переночевать, чтобы было с кем выпить и кому рассказывать свои грязные, мерзкие истории — так? Он никогда не понимал предназначения этой горы и заслужил смерть. Но тебе — тебе нельзя здесь оставаться. Господь не допустит этого.

Губы Генофера приоткрылись в диковатой, растерянной улыбке. Это была не его улыбка, но демона, даже отдаленно она не напоминала улыбку старика.

— Ты нездоров, Иедидия, — произнес демон.