Cага о Бельфлёрах

Но другие мальчики, с налитыми кровью лицами, словно повзрослевшие от гнева — они хотели услышать, хотели узнать всё. Они перебивали друг друга, переходя на крик. Как мог дядя Луис не знать, что случится! Почему он не убил их первый! Рубена, и Уоллеса, и Майрона, и Сайласа, и Рейбена, и его зятя, и этого Уайли, «мирового судью», и прочих — всех до единого! Почему он не догадался, что они хотят сделать, и не убил их первый, тайком? Разве он не держал рядом с кроватью ружье? Почему в первые секунды он решил, растерявшись, что к нему пришел полицейский с помощниками и с ордером на арест? (За Луисом Бельфлёром водились грешки перед законом. К примеру, он отказывался платить штрафы, как и его отец, который не желал выплачивать некие суммы, присужденные ему по решению суда округа Нотога-Фоллз в связи с подозрением в мошенничестве — после того как Чаттарой-холл в «Серных источниках», заложенный-перезаложенный, сгорел дотла, как только его застраховали на двести тысяч долларов.) Почему он сам покорно вытянул руки, чтобы на него надели наручники — неужели не разглядел, несмотря на опьянение и всю неразбериху (впрочем, многие полагали, что он почти ослеп на правый глаз — веко закрывало его почти полностью, а правая часть лица была парализована), что мужчины, ворвавшиеся в его дом, в его спальню в два часа ночи, были в масках и в женском платье? Да еще в высоких рыбацких сапогах?

Он оказал бешеное сопротивление, рассказывали детям. Но когда нападавшие выхватили ножи, а один из них появился в дверях с вилами наперевес (собственными вилами Луиса!), конечно, он был обречен.

Но почему же он не убил их первый! — негодовали юные Бельфлёры.

Сначала Джермейн говорила, что все нападавшие были в женской одежде. Но потом изменила показания — вспомнила, что, пожалуй, не все, только трое или четверо; на них были простые крестьянские юбки, еле прикрывающие колени как раз до сапог. А на всех ли были маски из мешковины, с грубыми прорезями для глаз? Ей кажется, что да, по крайней мере, на некоторых… На всех, точно, на всех. Ведь она не видела их лиц. У всех до одного лица были закрыты.

Она рассказывала свою историю столько раз! Какие-то детали размывались, какие-то, напротив, внезапно всплывали, и она заикалась, замолкала, начинала все сначала, плакала, откидывалась на подушки, почти в обмороке, и даже те, кто отлично знал, что произошло в доме Бельфлёров той ночью (и даже знал, кто были те самые «неустановленные лица»), начали поговаривать, что она все выдумала: просто выдумала личности убийц.

Их теория была такова: к дому под прикрытием темноты подкрались совершенно случайные люди — привлеченные подъездной дорогой, обсаженной елями, да и просто ее наличием (в то время это был самый роскошный частный дом в Бушкилз-Ферри), а может, дурной славой старика Жан-Пьера (к тому времени «Альманах состоятельных персон», пусть бесстыдно скопированный с «Альманаха» Франклина, выдержал уже шестое издание; пожар в спа-гостинице «Серные источники» снискал сомнительную известность во всем штате; а про выигрыши Жан-Пьера на скачках толковали повсюду). Да, эти убийства могли совершить чужаки, возможно, городская банда: собрались обокрасть дом, но в последний момент передумали; а жене Луиса, получившей тяжелые ранения и напуганной до смерти, могло показаться, что она узнала голоса…

Но она не сдавалась. Она знала, кто это был, знала. И хотя ей пришлось повторять свой несвязный рассказ бессчетное количество раз, иногда забывая одни детали и вспоминая другие, хотя она часто не выдерживала и могла вдруг разрыдаться, Джермейн никогда не покидала уверенность в том, что она узнала пятерых нападавших. Это были Рубен, Уоллес, Майрон, Сайлас и старый Рейбен, — ненависть которых к ее свекру насчитывала вот уже тридцать лет; они и были убийцы. Она знала.

Каждую ночь они собирались в кабаке «Белая антилопа», где напивались и обсуждали, как бы им разобраться с Луисом и его папашей. И вот, в ту октябрьскую ночь решились.

Восемь или девять человек, под предводительством Рубена Варрела.

(Уайли с ними не поехал, да и наручники отдал не по доброй воле, хотя позже, конечно, никак не мог это объяснить. Да, наручники принадлежали ему — да, они были похищены из его кабинета, — но он клялся, что понятия не имеет, каким образом преступники могли туда забраться.)

Вырядившись самым забавным и экстравагантным образом — юный Майрон даже напялил женский чепчик, завязав ленты под подбородком, — и прихватив ножи, дубинки и ружья (которые они не собирались использовать, чтобы обошлось без шума), заговорщики проехали полторы мили до дома Бельфлёров, распахнули настежь незапертую входную дверь и ворвались в комнаты на первом этаже.

В одной спали Луис и Джермейн. В другой — Жан-Пьер и Антуанетт.

Грабители завопили: «Вы арестованы! Мы представители закона! Не двигаться!»