Читаем Can't Hurt Me: Master Your Mind and Defy the Odds - Clean Edition полностью

А еще был Билл Браун, он же Чудак Браун. Большинство людей называли его просто Урод, и он ненавидел это, потому что всю жизнь с ним обращались именно так. Во многих отношениях он был белой версией Дэвида Гоггинса. Он вырос в речных городках Южного Джерси. Старшие дети по соседству задирали его из-за расщелины нёба или из-за того, что он был медлительным в классе, так и прижилось это прозвище. Из-за этого у него было столько драк, что в итоге он попал в центр временного содержания несовершеннолетних на полгода. К девятнадцати годам он жил один в районе, пытаясь свести концы с концами в качестве заправщика. Ничего не получалось. У него не было ни пальто, ни машины. Он везде ездил на ржавом десятискоростном велосипеде, буквально отмораживая себе хвост. Однажды после работы он зашел в пункт вербовки в ВМС, потому что знал, что ему нужна структура, цель и теплая одежда. Ему рассказали о "морских котиках", и он был заинтригован, но не умел плавать. Как и я, он учил себя сам и после трех попыток наконец сдал экзамен на плавание для "морских котиков".

В следующее мгновение Браун оказался в BUD/S, где за ним закрепилось прозвище Урод. Он отлично справился с физподготовкой и прошел первую фазу, но в классе он был не так тверд. Подготовка морских котиков к погружениям так же тяжела интеллектуально, как и физически, но он выкарабкался и был в двух неделях от того, чтобы стать выпускником BUD/S, когда в одной из последних тренировок по наземной войне он не смог собрать свое оружие в зачетном упражнении, известном как практическое владение оружием. Браун поразил мишени, но не уложился во время, и в конце концов выбыл из BUD/S.

Но он не сдавался. Нет, сэр, урод Браун никуда не собирался уходить. Я слышал о нем истории еще до того, как он оказался рядом со мной в классе 231. У него было две фишки на плечах, и он мне сразу понравился. Он был крепким, как гвозди, и именно таким парнем, с которым я подписался идти на войну. Когда мы впервые переносили нашу лодку из "Гриндера" на песок, я позаботился о том, чтобы мы были двумя мужчинами впереди, где лодка тяжелее всего. "Чудак Браун, - крикнул я, - мы будем опорой второго экипажа лодки!" Он оглянулся, и я оскалился в ответ.

"Не называй меня так, Гоггинс, - с рычанием сказал он.

"Ну, не сходи с места, сынок! Ты и я, впереди, всю неделю!"

"Понял вас", - сказал он.

Я с самого начала возглавил экипаж лодки №2, и мне удалось провести всех шестерых через "Адскую неделю". Все подчинялись мне, потому что я уже доказал свою состоятельность, и не только на "Гриндере". За несколько дней до начала Адской недели я вбил себе в голову, что мы должны украсть расписание Адской недели у наших инструкторов. Я сказал об этом нашей команде однажды вечером, когда мы сидели в классе, который служил нам комнатой отдыха. Мои слова были восприняты на ура. Несколько парней засмеялись, но все остальные проигнорировали меня и вернулись к своим несерьезным разговорам.

Я понимал, почему. Это было бессмысленно. Как мы могли получить копию расписания? И даже если бы мы это сделали, разве от предвкушения не стало бы еще хуже? А что, если нас поймают? Стоила ли награда такого риска?

Я верил, что это так, потому что попробовал "Адскую неделю". Браун и еще несколько парней тоже попробовали, и мы знали, как легко подумать об уходе, столкнувшись с таким уровнем боли и изнеможения, о котором ты и не подозревал. Сто тридцать часов страданий могут оказаться тысячей, когда ты знаешь, что не сможешь заснуть и что в ближайшее время облегчения не будет. И мы знали еще кое-что. Адская неделя была игрой разума. Инструкторы использовали наши страдания, чтобы снять с нас все слои, но не для того, чтобы найти самых сильных атлетов. А для того, чтобы найти самые сильные умы. Этого бросающие не понимали, пока не становилось слишком поздно.

Все в жизни - это игра разума! Когда нас захлестывают большие и малые жизненные драмы, мы забываем о том, что, как бы ни было больно, как бы ни были мучительны пытки, все плохое заканчивается. Это забывание происходит в тот момент, когда мы отдаем контроль над своими эмоциями и действиями другим людям, что легко может случиться, когда боль достигает своего пика. Во время Адской недели бросившие работу мужчины чувствовали себя так, словно бежали по беговой дорожке, развернутой так, что не было видно ни одной приборной панели. Но независимо от того, поняли они это или нет, это была иллюзия, на которую они поддались.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное