cc1923bb-192e-4f1a-af15-ff85a8edd13e.fb2

- Нет – недовольно глянул на шутника Бокий – А! Вспомнил. Павла, давай, бери ноги в руки и дуй на Сухаревку. Житомирский позвонил, просил тебя прислать на помощь, они там совсем зашиваются.

 

- А почему опять я? – возмутилась Веретенникова – Почему не, вон, Лешка? Или не Маркин?

 

- Потому что от тебя хоть какой-то прок есть – недовольно сдвинул брови Бокий – А от вон, Лешки, можно ожидать лишь ворох бессмысленных слов и кучу нелогичных поступков. Я вообще всерьез начинаю задумываться о том, чтобы его с понижением в звании отправить куда-нибудь подальше от столицы. Например, уполномоченным в Чебаркуль. Слышал краем уха, что там большой завод собираются строить, вот и пусть бдит, чтобы враг какой среди трудовых масс не окопался. На это у него думалки достанет.

 

- Даже не знаю, то ли радоваться такой высокой оценке руководства, то ли тоже начать дурить – проворчала Павла, выбрасывая в мусорную корзину под столом остатки недоеденной сушки – Чтобы вместо поездки к тетехам с Сухаревки, спокойно отправиться в парикмахерскую красоту перед праздником наводить.

 

- Да уж, теперь летчики другим гражданкам достанутся, тем, которые красивые – ехидно хихикнул Острогин – А тебе – нудный Григорьев! С ним придешь, с ним и уйдешь.

 

- Не дай бог так все и выйдет – коротко глянула на него Веретенникова – Тогда тебе следующий год точно не пережить!

 

Зима в этот год выдалась теплая и сырая, время от времени начинавший идти снег почти моментально таял, а по утрам Москву то и дело затягивали прямо-таки осенние густые туманы, что, разумеется, вызывало немалое раздражение у горожан, то и дело приговаривающих: «вот раньше были зимы, так зимы, а теперь…». Да и последний день декабря не стал исключением, с темного неба сыпала мелкая морось, даже отдаленно не напоминавшая снежинки, а под ногами хлюпала противная серая жижа.

 

Разумеется, это все не добавило благодушия и без того раздраженной Павле, которая ближе к вечеру добралась-таки до желтого здания, спрятавшегося в одном из переулков Сухаревки.

 

- Здравия желаю, Павла Никитична! – радостно вскочил на ноги юный Володя Овсянников, пришедший в Отдел только в этом году, и по этой причине являющийся «вечным» дежурным, сидящим за «конторкой», расположенной напротив входных дверей – Житомирский о вас уже несколько раз спрашивал.

 

- Лучше бы он сам в «поле» работал – проворчала та, стягивая с себя кожаный, сшитый по заказу, плащ, и встряхивая его, отчего в разные стороны полетели брызги – Тогда бы и дергать никого не пришлось. Что сидишь? Прими, повесь сушиться!

 

- У нас тут форменный аврал – извиняющимся тоном произнес Володя, выбираясь из-за «конторки» - То одно, то другое… Да еще завтра «дикие скачки» в Голосовом овраге, нашим поднадзорным что мороз, что хмарь – все едино. Они за снежным цветком и по грязи помчатся.

 

Что правда, то правда. Упомянутое растение обладало великой силой и являлось немалой ценностью, а цвело всего лишь раз в году – на закате первого дня года января, следом за праздником Карачуна, потому и стремилась московская нечисть да нежить прибрать его к рукам. Ну, а чтобы до резни дело не дошло, с давних пор на том месте, где этот цвет появлялся на свет, а именно в Голосовом овраге, устраивалось что-то вроде коллективного забега, где победитель получал все. Без членовредительства и крови это мероприятие не обходилось никогда, но это лучше, чем длительная междоусобица, которая может перекинуться на ночные улицы Москвы.

 

Сотрудники Отдела, ясное дело, в самом забеге не участвовали, но в обязательном порядке присутствовали там как сторонние наблюдатели. Ну, приглядывали за тем, чтобы какого-то случайного зеваку под шумок не обескровили или не прокляли. Да, места там такие, где посторонние не особо ходят, но все равно – мало ли?

 

- Давно прекратить все эти вольности нужно – недовольно заметила Веретенникова, поправляя волосы – Много им свободы даем, вот что я скажу.

 

- Не в духе нынче Павлушенька – сообщил отдельский призрак Тит Титыч, вынырнувший из стены, местному домовому Аникушке – Как бы беды не случилось!

 

Тот кивнул своей кудлатой головой, соглашаясь со словами старого приятеля.

 

- Житомирский у себя? – не обращая внимания на сказанное, осведомилась Павла у Овсянникова – Да? Хорошо. Ладно, пойду, выясню что у вас опять не так.

 

Начальник Отдела 15-К, в кабинет которого Веретенникова зашла без стука, стоял у карты Москвы, которая висела на стене, задумчиво смотрел на нее и поглаживал голову, на которой, правды ради, осталось не так уж много волос.

 

- Здорово, Николай Петрович – поприветствовала его Павла, а после плюхнулась в кресло, которое стояло в этом кабинете с незапамятных времен – Ну, чем порадуешь?

 

- Вон, видишь, на столе фотографии лежат – не поворачиваясь к ней, ответил начальник Отдела – Свеженькие, их сегодня с утра Синицын отпечатал. Глянь-ка.

 

Женщина перегнулась через ручку кресла, цапнула со стола снимки и начала их рассматривать.

 

- Руны как руны – минутой позже сказала она – Старославянские, классические. Ничего особенного. Так, что у нас тут? «Исток».