Cемиотика культуры

Подробнее. Семантический треугольник Огдена – Ричардса отчасти схож по структуре с трехчленной схемой не знака, а логического понятия, созданной ранее немецким логиком Готлобом Фреге (1848–1925), поэтому его иногда именуют также «треугольником Фреге». Названия вершин могут варьироваться: референт называют также денотатом или значением, а концепт – смыслом знака. Другим предшественником Огдена и Ричардса был Пирс, предложивший свою трехчленную модель знака: «Знак посредствует между знаком-интерпретантой и его объектом»[22]. Под «интерпретантой» (или, в других переводах, «интерпретантом») Пирс понимал эквивалент отправленного знака, образующийся в сознании получателя. Имеется объект, который обозначают знаком, а далее получатель знака интерпретирует его. Таким образом, пирсовская философская модель объединяла две функции знака: коммуникативную (знак передает информацию об объекте от одного человека другому) и познавательную (в ходе интерпретации полученного знака его содержание может обогатиться).

Для некоторых особых категорий знаков семантический треугольник как бы сплющивается, сводя к нулю одну вершину – либо концепт, либо референт. В естественном языке примером знаков первого типа являются имена собственные: у них есть определенный референт (множество лиц или объектов, которые носят данное имя) и нет или почти нет концептуального смысла (черт, специфически принадлежащих этим лицам или объектам). «Есть множество собак по имени Fido, но они не обладают никаким общим свойством Fidoness, “фидоизм”», – объяснял Роман Якобсон[23]; нет такой черты, которая была бы свойственна всем тем и только тем псам, что носят эту кличку, то есть имени собственному соответствует вырожденное понятие, обладающее логическим объемом, но не содержанием. У имени собственного бывает лишь вторичное значение – «семантическая аура», которая описывается понятием коннотации (см. ниже, в главе 5): например, русские имена «Ванька» и «Иван Иванович» могут денотировать одного человека (у них общий референт), но при этом коннотировать разный общественный статус этого лица, разное отношение к нему[24].

Противоположный случай образуют некоторые местоимения, у которых есть определенный (правда, очень абстрактный) смысл, а референт практически неограничен. Концептуальный смысл местоимения «что» еще можно выразить употреблявшимся в средневековой философии понятием «чтойность», но оно настолько общо, что его референтами могут служить едва ли не любые объекты, у которых нет больше никаких общих черт. Такие предельные типы знаков – имена собственные и местоимения – служат моделями двух идеальных типов мышления, реально сосуществующих и взаимодействующих в культуре: так называемое мифологическое мышление опирается на модель собственных имен – оно, например, делит мир не на логические, а на тотемические классы, обозначаемые именем того или иного тотемного животного; более привычное сегодня концептуальное мышление стремится оперировать чистыми понятиями, которые описывались бы не по материальным, а только по смысловым параметрам, поэтому для него важны логические операции с местоимениями, заменяющими конкретно-материальные имена, или же с числами – выражением чистой количественности, независимой от того, что именно служит предметом счета[25].

Знак, определяемый по модели семантического треугольника, – это социально учрежденный знак: я не сам его придумал, меня ему научили, и я идентифицирую его, исходя из условной традиции. Это не просто часть моего индивидуального опыта (как признаки, которые я умею распознавать), а элемент надличной культурной памяти. Однако это все еще отдельный, изолированный знак, он не соотносится с другими знаками и не связан необходимо с системой кода; оттого-то его компоненты могут быть смутны, а иногда и сокращаются до нуля. Если же, как чаще всего и бывает, знаки включены в социальную систему коммуникации, то главное в них – взаимные отношения. Для их описания служит структурное определение знака, разработанное Ф. де Соссюром.