Чабор (СИ)

Кончилось это тем, что перед очередным привалом, в тот момент, когда связка ослабла, Чабор был так увлечён, что не заметил тихо сказанного Водаром «стой!». Тарина присела, давая ногам передохнуть, и, само собой, Чабор налетел на неё, сбил с ног и сам завалился сверху. Поддавшись короткой вспышке ярости, красавица отвесила обидчику увесистую оплеуху …куда уж попала, в темноте выбирать не приходилось. Станимир по этому поводу неосторожно пошутил, сказав, что с такими столкновениями к далёкому жениху её приведут слегка искалеченную. Но разозлившаяся царевна отвесила на орехи и ему, сказав, что сопровождать её на запад должен только Чабор, ну, в крайнем случае ещё и Водар, но никак не тот, кто лезет не в своё дело… Она, дескать, ему царевна, а не девка из прислуги, чтоб безнаказанно над ней насмехаться.

После этой перепалки все надолго сделались молчаливыми, а Станимир впервые за путешествие серьёзно задумался. Ведь на самом деле царевна-то права. Идти с ними его никто не просил. «Эх, если бы не то трижды проклятое похмелье, — рассуждал он, — скорее всего, я остался бы в дружине царя Вулкана. Просился бы, молился, но остался. А что теперь?»

В момент, когда наши спутники по всем расчетам уже должны были добраться до нужного места, Водар готов был взорваться от собственного безсилия. Они крались на цыпочках в безпроглядной темноте, ощупывали холодные земляные стены и рвали в злобе торчащие из них корни, а снедаемый яростью сайвок никак не мог найти выход наверх…

Солнце клонилось к вечеру, заканчивался чудесный день. Весна царила во всём вокруг: в каждом стволе, каждой одинокой молодой травинке, неосмотрительно пробившейся к свету среди сырой иглицы. Молодая косуля, проходящая мимо, изящно изогнула свою тонкую шею и наклонилась к этой зелёной стрелке, такой сейчас желанной.

Полные просыпающейся жизни ветви с набухшими почками не сегодня — завтра грозили взорваться волшебной зеленью, но пока даже эти почки и переполненные соком ветви — такая долгожданная после лютой зимы еда…

Через мгновение аккуратно обглоданные косулей ветки редких кустов, чудом прижившихся рядом с хвойным полумраком, горько плакали от боли потери. Капли мутного сока лениво стекали в бурую сырую иглицу к мокрым тонким копытцам лесной красавицы.

Солнце убаюкивало молодое животное щедрым, волшебным светом, заставляя забывать об осторожности в полном шорохов и теней весеннем лесу. Оно согревало, опьяняло, говоря: «Ничего, ничего. Это просто шорохи и тени и ничего больше». А царь всех шорохов, седобородый ветер, слыша это, лишь разводил руками: «Что ж, — шептал он, — так и есть. Стоит ли бояться шорохов? Теней — вот чего опасайся…»

Косуля осмотрелась. Что им, вечным, ветру и солнцу? Ведь мир просто полон и теней, и шорохов. Тонкие ноги отсчитали несколько шагов обратно к кусту. Позади снова тихо мелькнула серая тень. Миг — и мягкое тело земли гулко дрогнуло от удара мощных лап. Косуля даже не успела испугаться. Серая молния смерти вцепилась в неё страшной хваткой. Боль не дала страху пробудить силу в молодом, быстром теле, боль дохнула огнём в затылок: «Поздно! Уже поздно…». Острые когти опытного охотника впились в спину, а зубы — в шею…

Опускались сумерки. Как ни велико было желание Хвои съесть побольше, но, как известно, всему есть свой предел. Оставить, зарыть, равно как и тащить куда-нибудь останки косули не имело смысла. Ничего не спрячешь от беззакония слуг Бардака, не знающих ни границ, ни Совести. Даже если ей повезёт и никто из врагов не доберётся до добычи, волки, живущие теперь вольно и охотящиеся сразу на двух сторонах Леса, ничего не оставят ни от мяса, ни от костей. Дружба с ними тут не в счёт, ведь друзей надо угощать, тем более что они-то как раз никогда не обижали её жадностью.

Вдруг рысь вздрогнула и замерла. Она ясно услышала какой-то шум. Сытая хищница без раздумий оставила добычу и осмотрелась. Звук доносился из-под земли. Сытая Хвоя не без труда взобралась на одну из толстых нижних веток дуба, что стоял невдалеке. Она узнала этот за звук. Глухие человеческие голоса — вот что ей слышалось. Хвоя всегда сторонилась встречи с двуногими гостями леса, но сейчас безмерное любопытство и послеобеденная лень крепко привязали её внимание. Место казалось безопасным, отсюда была видна вся поляна. Но вдруг!

От неожиданности рысь впилась когтями в старое дерево. Что-то внутри её подсказывало, что нужно было бы бежать, ведь всегда нужно стартовать раньше опасности, однако этой мысли рысь предпочла другую — отсидеться в укрытии. Главное, чтобы хватило выдержки, и тебя не заметили. Рассуждая подобным образом, Хвоя просто не оставила себе выбора. Внизу, прямо под ней, от дуба отвалился огромный кусок коры, и на поляну вышли люди. Они прятали лица в ладони, стонали.