Чабор (СИ)

Поклад внимательно выслушал хитреца раба. Конечно, Сглаз и сам не хочет потерять всё, что имеет. За спиной такого чародея, как Поклад и этот карлик в глазах других молодец. Но, похоже, сейчас он говорит дело. Время-то ещё есть, а эту армию колдунов и на самом деле должен же возглавить кто-то сильный?

«Я их накручу, — рассуждал Поклад, — сделаю своей тенью. Любая моя прихоть будет исполняться тотчас же, уж этого я легко добьюсь. Дам им немного власти, научу простейшему. Вскоре любой из них лучше умрёт, чем откажется иметь под каблуком хоть село, хоть полсела….

Ух, и развернусь же я там! Ведь главное даже не способности к колдовству, в простейшем-то они совершенно не нужны, главное, чтобы меня слушались, а уж этого я смогу добиться, как никто другой, а здесь? Меч Индры не вернёшь, но мы со Сглазом ещё побарахтаемся. Настал час послужить мне коготкам и волосам с поясами «Коршунов», «Скорпионов», «Кобр». Пусть ищут след чародея Вулкана, пусть вывернут наизнанку горы и лес, нашли того, кто украл у меня из-под самого носа Древо Явного Времени. Мне сейчас очень нужно обладать временем…».

…Тем же утром дом колдуна опустел. Сглаз окропил вчерашним варевом оставляемое жилище на тот случай, если сюда когда-либо придёт Чабор или кто-то другой. Теперь и через год, и через десять любой вошедший сюда и вдохнувший этой заразы свалится замертво. Этот дом обречён, как и многие другие до него, иметь лишь одного хозяина. Никто не смеет претендовать на имущество Поклада до тех пор, пока оно не рассыплется в прах от времени…

Поклад и Сглаз ушли на юг, в обход безкрайнего Леса. Они имели достаточный запас золота и самоцветов, чтобы покупать коней, вдоволь есть, сладко спать. Сторонились они только рубежных разъездов казаков Великой Асии, которые жёстко ставились ко всем, имеющим сероватый цвет кожи и явные признаки нечистого. Разбойный же и случайный люд, встречающийся на пути колдуна и карлика, обходил их сам. В случае чего достаточно было Сглазу выглянуть из-под капюшона — и путь освобождался сам собой. Незадачливые же «вольные стрелки», кормящиеся разбоем на дорогах, придя в себя после той памятной встречи, ещё долгие годы после этого вспоминали змеиные глаза, пожирающие не плоть, но Душу.

К концу весеннего времени чёрный колдун, и его раб пересекли безкрайние степи и ступили в земли кривичей. С наступлением непогожего месяца листопада[i] они уже обжились среди топей и болот в сырых лесах полоцкого княжества. Тут их и застал первый снег.

Их новое жильё было копией старого, оставшегося далеко к востоку. Разве что дымоход здесь был скрыт меж валунов, смыкающихся тяжёлым сводом над приземистой крышей их новой, тоже весьма скромной избушки.

Как и ожидал пришедший из веров Поклад, местный колдовской мир здорово «передёрнуло» с его приходом. Волхвы, и без того гонимые с родных земель, слыша о появлении столь сильного чародея, лишь вздыхали: «Что ж вы хотите: корова сдохла — мухи садятся. Идите и ищите защиты у тех, кого не гоните, кто поёт: «Радуйся, радуйся вовек Иерусалим» и вешает на выю, словно украшение, распятого на кресте человека…»

Вскоре волхвы, кто уцелел, и вовсе ушли, бросая всё в руках Богов и оставляя обещание, живущее легендой и поныне, вернуться сюда только через тысячу лет. Так уж сложилось, что люди, как скот — кто погоняет, за тем и идут. Те, кто слабы Душой по приказу окрещённых «лисами»[ii] князей рушат древние, намоленные Капища, а на их месте строят храмы нового, уж больно ревнивого Бога — того, что не признает других. Не в другом месте строят, на том же, а вот-де новое — значит, лучшее.

Конечно, не все были с тем согласны, да где они теперь, те несогласные? Все висят вдоль торговых трактов, а иных уж и кости давно псы по перелескам растаскали.

Как народ мыслит? «Раз и некопные князья кланяются новой вере, значит, она всё же сильна». Хотя сам народ давно на себе почувствовал, и как она сильна, и особенно прочувствовал, как больно …она сильна. Хочешь или нет, а собирайся люд в кучу — и в реку, креститься — князь приказал. Хоть уж подождали бы Водосвятья?[iii] Нет же, у них, когда князь сказал — тогда и водоствятье. У вятичей остался было волхв Ярила, так того, старого, «окрестили»[iv] за одни только слова: «Не зовите сего князя ясным — назовёте после красным»…