Чада, домочадцы и исчадия

— Мои без меня тут дел не наворотили? — откуда то я знала что если и да, то Искусница сдаст всех с потрохами, потому что они олухи, а я молодец (хоть и тоже немножко олух).

— По-крупному — нет. А по мелочи и сама разберешься, — рассмеялась свекровь. — С возвращением, Премудрая! Заезжай в гости.

— Обязательно! Я тебе подарков с гостинцами из нашего мира привезла.

Тема подарков зашла отлично, потому что тема подарков — это всегда балгодатная тема.

В общем, хорошо поговорили.

Прекрасную я звала уже гораздо спокойнее. Все-таки, Властимира — это не матушка Ильи, она мне просто посторонняя ведьма.

Она меня почуяла сразу, и на зов ответила, не кобенясь, хотя я от нее ожидала всякого. Но нет, Иней в окошке волшебного зеркальца истаял почти сразу, и в нем отразилась хозяйка Прекрасного урочища, еще красивее, чем я ее запомнила. Я застала ее как раз в тот момент, когда она прихорашивалась, примеряя серьги с ярко-красными камнями, в тон ожерелью на шее.

— Здрава будь, Прекрасная.

— И тебе поздорову, Премудрая.

Она бросила на меня взгляд, спросила небрежно-снисходительно:

— Нагулялась?

— Угу. А ты?

— А я — нет, — томной кошкой вздохнула Прекрасная.

— То есть, мне этих петухов не разгонять пока? — деловито уточнила я.

— Погоди пока, сделай милость. В долгу не останусь!

Единственной, кто не спросил меня, насовсем ли я вернулась и нагулялась ли я, осталась коза. Да и то, полагаю, единственно по причине отсутствия дара речи. А так она просто попыталась поддеть меня рогами, промеж них же и огребла — на том и успокоилась.

Я гуляла по двору, обходя свои владения, проверяя, не случилось ли чего, пока меня не было. Черепа на заборе изображали приличный средневековый дизайн: на кольях не вертелись, глазницами не полыхали.Булат в конюшне переминался с ноги на ногу, чем-то звякал и тягостно вздыхал, всячески намекая, что бедную лошадку надо бы отпустить погулять. Вслух, впрочем, об этом не заговаривал: понимал, мерзавец, что чревато.

Будка с цепью от крыльца куда-то исчезла — господи, от души надеюсь, что ее разрубили на куски и сожгли!

Баня стояла на месте, и уже протапливалась: обида — обидой, а встречать хозяйку из дальних странствий Гостемил Искрыч собирался как положено. Возле бани хмуро махал топором Алеша: бритый затылок, в ухе серьга, лихой чуб мокрый от пота, на худой спине перекатываются жилы.

Заметил меня — торопливо отложил колун, ухватил рубаху.

Я испытала легкое моральное удовлетворение: молодец, обучаемый.

“Обучаемый” вынырнул из ворота, зыркнул на меня разбойным глазом:

— Чего Ваньку со двора не погнала?

Я тоже размениваться на всякие глупости вроде приветствия не стала, пообещала ласково:

— Будешь мне указывать, кого гнать, кого привечать — первым со двора и покатишься.

Он смутился:

— Да я… Он просто… — зыркнул еще раз, скривился, будто пол-лимона разом откусил: — Понятно. Ты уже знаешь!

— Про Прекрасную? Знаю, — не стала отпираться я. — И на твоей стороне: как по мне, чем скорее ты обзаведешься женой, тем меньше на моем подворье будешь отираться.

Он хмыкнул:

— Даже так?

И вдруг как-то разом перестал ершиться, будто выдохнул и успокоился.

— Слушай, я понимаю, тебе не по нраву, что я тут — но потерпи уж чуток, а? От матушки до Прекрасного урочища еще дольше путь, чем от тебя. А этот и так в выигрыше — он-то с крыльями, раз-два махнул, и у порога! Ну, не могу я ее без боя уступить! Она такая…

Он зажмурился, и вид у него сделался — как у кота на сметану.

Меня разобрал смех. С трудом удерживая его внутри, я торопливо отказалась:

— Не-не-не, про это мне не рассказывай! А с крыльями… А с крыльями я тебе помогу, не велик труд!

Я шкодливо улыбнулась, Алешка дернулся отскочить, увернуться, да поздно — я уже зачерпнула той силы, которой теперь с избытком было во мне, и скороговоркой выпалила:

— Чтобы не пугал больше девок страхами, быть тебе по кувырку шустрой птахою!

Хлопнула в ладоши, притопнула ногой — и словно пружина внутри распрямилась. Алешу подхватило, куврыкнуло… Ну, надо же!

Может, оттого, что я точно знала, чьи крылья хотела бы дать Ильюшиному братцу, а может оттого, что я и впрямь не простила ему ни своей обиды, ни своего испуга, проклятье сработало как следует: передо мной завис в воздухе, бешено маша крыльями и яростно чирикая, взъерошенный злющий воробей.

Я покрутила перед ним пальцем — он не понял, что я ему подсказываю, только клюнуть попытался.

Вот и помогай таким! Неблагодарный!

— Перекувыркнись, балбес! — я снова покрутила пальцем перед птицей, показывая, как именно это надо сделать.

Миг, и передо мной снова стоит Алеша — такой же взъерошенный, как воробей, и такой же злобный-презлобный. И, судя по взгляду, готовый меня задушить.

Я хохотала, уже не скрываясь.

Заметив, как у него сжимаются кулаки, я замахала рукой сквозь смех:

— Ну-ну, не злись! Хочешь, сниму проклятье?

Алеша перекатил желваки по челюсти:

— Нет уж! Оставь пока!

— Матушка Премудрая! — прервал дальнейшее увлекательное общение домовой. — Пора бы и потрапезничать У меня уж всё готово.