Чагин

Исидор почувствовал, как к голове прилила кровь.

— Он читал нам про Шлимана… Из папки… Вы думаете, это были копии?

— Не думаю — я это знаю.

— Откуда? — зачем-то спросил Чагин.

— От верблюда. По имени Альберт.

— Альберт — наш человек, — пояснил Николай Петрович. — И он ничего не скрывает. В отличие от вас.

— Я тоже ничего не скрываю, — сказал Чагин. — Просто не понимаю, что запретного может быть в книге про Шлимана.

— То… — Зрачки Николая Ивановича сузились. — То, что эта книга издана за границей. Теперь понимаете? И он ведь, подлец, не только про Шлимана копирует.

Лицо Николая Петровича выражало печаль.

— Наверное, мы оказались слишком доверчивы, — обратился он к Николаю Ивановичу. — Наверное, этому парню лучше было бы сидеть в Иркутске. — Он посмотрел на Исидора. — А ведь это только начало: мы строили на вас большие планы.

— Отправим его к чертовой матери в Иркутск, — предложил Николай Иванович.

Чагин молчал. Он уже и сам не знал, где ему лучше быть. Он, может, и уехал бы, если бы не Вера. Вера…

— Хорошо, — Николай Петрович сдул с рукава что-то невидимое. — Будем считать это недоразумением. Верно?

Чагин кивнул. Николай Иванович подошел к нему вплотную и поправил завернувшийся воротник.

— Только больше с нами не хитрите, — сказал он тихо. — Очень вас прошу. Очень.

* * *

Октябрь начался появлением крысы. Часа в два ночи я проснулся от стука в дверь. Там стояла — нет, не крыса — Ника. Крыса появилась у нее в комнате.

Уже лежа в постели, девушка услышала шуршание в углу. Включив свет, увидела отвратительный хвост, медленно втягивающийся в дыру у плинтуса. Когда хвост исчез, Ника снова легла, но заснуть уже не смогла. Минут через сорок нашла в себе мужество выключить свет. Вскоре крыса снова выползла из своего убежища. Ника не спала, и крыса это видела. Но не уходила. Не шевелясь смотрела на Нику. Эти твари умные и наглые, они знают, когда их боятся. А Ника боялась.

— В конце концов, сейчас их год, — сказала она. — Им теперь всё позволено.

— Думаете, они верят в такую чепуху?

Ника уклонилась от полемики:

— Нужно завести кота. Такого, чтоб ловил крыс.

Конечно, нужно. Как она, интересно, это себе представляет? Притащить домой кота с помойки не получится — такие коты превыше всего ценят независимость. Свобода или смерть, говорят они обычно. Мяу.

— Ночуйте на моей кровати — я лягу на раскладушке.

Кивнула. Едва заметно. Еще как бы не соглашаясь, но вообще-то, конечно, соглашаясь. Мы долго молчали.

Потом отправились в ее комнату за вещами, и она показала мне дыру у плинтуса. О-гром-ну-ю. Мне показалось, что из нее торчал кончик крысиного хвоста. Может быть, оттого, что я был готов его увидеть.

Когда Ника стелила мне на раскладушке, я почувствовал, как по телу прошла теплая волна. Ничего такого я в отношении Ники не планировал, но мои планы здесь не имели уже никакого значения. Так же, думаю, как и планы Ники.

Есть обстоятельства, в которых вероятность события обладает таким притяжением, что не следовать ему невозможно. Кролик, в общем, не собирался в пасть к удаву, а глядишь — и прыгнул: обстоятельства. Всеобщее неверие в какой-либо другой исход оказало на него свое гипнотическое действие.

Крыса знала, что в подобной ситуации нет вариантов. Что стоит девушке по уважительной причине попроситься на ночь к соседу, это может обернуться ее дальнейшим длительным отсутствием. Крыса, можно сказать, целенаправленно работала на освобождение Никой жилплощади. И цель ее была достигнута.

Наутро мы с Никой проснулись в одной постели. Я чувствовал рядом ее дыхание и не открывал глаза. Сквозь окно долетали звуки улицы. Лязг мусорных контейнеров, рев машины, перекрикивание мусорщиков.

Когда Ника проснулась, я предложил позавтракать в каком-нибудь кафе. Нике пришла в голову кондитерская Вольфа и Беранже, у которой Пушкина перед дуэлью ждал Данзас. Не очень это вроде бы сочеталось с нашим случаем, но никаких других идей не возникало. Мы отправились туда.

Проходя мимо маленького Пушкина, Ника ему помахала. Сказала:

— Мы идем к тебе.

Был холодный и солнечный осенний день. Тротуары блестели: очевидно, ночью был дождь. Мы его как-то пропустили. Шли по Невскому, по солнечной стороне.

— Пойдем пешком? — спросил я.

— Ага. Раз не получается на экипаже.

Я оглянулся, чтобы изумиться отсутствию экипажей.

Сзади ехала туристическая коляска. Я махнул рукой.

— Получается.

Кучер спрыгнул с козел и помог нам сесть. Когда тронулись, Ника прижалась ко мне:

— Да ты волшебник… Высший класс.

Да, в то утро мне многое удавалось. Я поцеловал Нику в висок.

В кондитерской сидело несколько человек. Одного из них я узнал.

— За моей спиной, — сказал я тихо, — профессор Данилов, выдающийся антиковед. Одно время он занимался в нашем Архиве. Когда, между прочим, писал книгу о Шлимане.

— Пьет кофе и смотрит на тебя. Поздороваешься?

Поздороваюсь.

Профессор пригласил нас за свой столик.

— Я видел, как вы выходили из коляски. — Доброжелательная улыбка. — Изысканно, друзья мои.