Чагинск

— На всякий случай, — пояснил Салахов. — Лаборатория у нас сами понимаете… Но мы сделаем посевы, посмотрим сыворотку, скоро все узнаем.

— Но меня не кусала мышь, — устало сказал я. — Это Хазина укусили.

— Вы были рядом в этот момент?

— Да…

Я отметил, что замедлил секунду с ответом, словно бы усомнился в том, что я действительно присутствовал с Хазиным в момент покуса.

— В этом-то и проблема. Мыши в целом чрезвычайно заразны, а лептоспира может содержаться на шерсти, в слюне, везде. Так что предусмотрительность не помешает, Виктор.

— Но разве… лептоспироз может так быстро… начинаться? — спросил я.

— Обычно не так быстро, — ответил Салахов. — Обычно несколько дней, но в последнее время все меняется… ваш друг Хазин, насколько я помню, склонен… к злоупотреблениям?

Салахов вздохнул и огляделся, словно ища поддержки у медицинских устройств.

— Склонен, — сказал я. — Более чем.

— Вот и понятно. Иммунитет ослаблен, печень дряблая, так что… Лучше провериться. А вы из группы контакта. И температура у вас…

— Нет у меня никакой температуры…

Я потрогал лоб. Холодный.

— Давайте померим еще, — предложил Салахов.

Медсестра тут же подала мне градусник. Я воткнул под мышку. Градусник теплый, неприятный, словно его недавно уже держали под мышкой. Теплый посторонний градусник.

— Мы их вовремя диагностировали, отдельную палату выделили, лечили как-то. Вылечили, но… тут главное успеть. А потом удар по организму серьезный, там же не один лептоспироз, там целый букет, там туляремия, там бешенство, столбняк, паразиты, в конце концов.

— Бешенство?

— В принципе, бешенство у нас не встречалось давно, но ручаться нельзя. Сарычев уверяет, что по весне три раза бешеных лис встречал. Так что… Дайте градусник, пожалуйста.

Я достал градусник, протянул доктору.

— Так я и предполагал, — сказал Салахов. — Тридцать семь и пять. Давайте-ка пройдем…

Салахов задумался.

— А давайте, Виктор, вы у нас немного отдохнете, — предложил Салахов.

— То есть?

— Полежите денек, дождетесь результатов анализов, отдохнете как следует.

— У меня сегодня планы…

— Ну какие планы? — с укором произнес Салахов. — С этими вещами шутить нельзя, все может произойти… крайне быстротекуще.

Я рассчитывал быть убитым сосулькой, это достойная смерть для писателя-неудачника, единственное, что может осветить жизненный путь посредственности, — нелепая смерть. Споткнуться о корни, убиться о пень. Но в смерти от лептоспироза тоже имелись свои изящные преимущества, особенно с учетом того, что мышь меня не кусала. Это почти как у Томаса Вулфа.

— Я сегодня собирался в лес…

— Какой лес, Виктор?! — Салахов потряс руками. — Вам лучше не ходить в лес… То есть поход в лес абсолютно исключается, я бы так сказал.

— А как же я…

— Посмотрим, — Салахов успокаивающе похлопал меня по плечу. — То есть все будет зависеть от прогнозов и результатов…

Не каждый достоин участи Эмброза Бирса, лично я согласен на сосульку. Сосулька лучше, чем клещ, лучше, чем мышь. Да, самое оригинальное быть убитым черепахой, но такого заслуживают личности масштаба Эсхила.

— Что с вами? — Салахов щелкнул пальцами у меня перед носом.

— Задумался.

Салахов замолчал. Посмотрел на часы.

— Виктор, не переживайте так, — успокоил он. — Знаете, я бы сам с удовольствием немного полежал в нашей больнице. Лечат здесь не на столичном уровне, но зато покой, свежий воздух. Вы знаете, что по нашей стороне железной дороги тянется реликтовая роща? Она идет от Номжи к старой грязелечебнице и к нам, сюда…

Я вдруг подумал, что мне, возможно, действительно стоит полежать денек в больнице. Эта мысль была, признаться, неожиданна.

— А Хазин?

— О нем позаботятся, не переживайте. Его на всякий случай поместим в изолятор, с такой рукой это правильное решение. Ему прокапаться не мешало бы. Да и вам, честно говоря, не повредит…

Прокапаться. Мне понравилось это слово. Я хотел бы прокапаться.

— Виктор, давайте пройдем в палату.

Салахов взял меня за локоть и проводил из кабинета до палаты.

— Занимайте свободную койку, я пришлю сестру, — сказал он.

Я вошел в палату.

Двенадцать коек, три заняты. Выкрашенная в синий дверь туалета. На подоконнике глобус. В окно виден зеленый забор и угол корпуса из белого кирпича. Возле окна в койках лежали желтого цвета мужики под капельницами, то ли спали, то ли без сознания. И еще один мужик у противоположной стены дремал, положив газету на лицо.

Я выбрал койку, лег и вытянул ноги. Зевнул.

Бред. Забавный такой бред, мухи по потолку ползают. А я лежу в койке с подозрением на лептоспироз. Теоретически…

Я стал вспоминать, трогал ли я вчера мышь, мне казалось, что нет, но кто его знает, я мог забыть. Хазин мог схватить меня за руку и передать микробов, все могло.

В последнее время в моей жизни подозрительно много мышей.