Чагинск

— Ты нажрался и не заметил, — хихикнул Шмуля. — А потом подкинул мне стального клопа…

— Поедем уже… куда-нибудь, — попросил я. — Сейчас смотритель напряжется…

— Это ты у меня его спер! Верни, между прочим!

— Поехали!

— Да едем, едем…

Машина с грохотом преодолела железные переездные пластины и направилась к городу. Вел Хазин медленно, но уверенно, как по рельсам.

В районе телевышки, не доезжая километра до города, свернул с асфальта. Дорога была обсыпана опилками, на опилках качало; я вдруг вспомнил эту дорогу, она вела к лесному бочагу, бочаг недалеко от вышки, врали, что в нем водятся карпы. Мы с Федькой три раза пытались их поймать, но ничего не поймали. Опилками дорога была обсыпана всегда, сколько себя помнил.

— Тут короче, — пояснил Хазин. — Прямая дорога.

— Качает… — пожаловался Шмуля. — Прямая дорога качает…

Мы проехали мимо леспромхоза с конторой, мимо гудящих электросетей, мимо гортоповских делянок с мрачными сосновыми хлыстами, мимо белых срубов бань, приготовленных к продаже в Волгореченск, на улицу Кирова, затем на Рабочую, освещенную фонарями, потом повернули на Любимова, лежащую во тьме, потом на Советскую, после этого я перестал ловить улицы.

— Куда рулишь? — спросил.

— К Чичагину, — ответил Хазин.

— И он здесь? — наивно спросил Роман.

— Он всегда здесь, — ответил Хазин. — Надо лишь вглядеться в эти колченогие переулки, в эту невыносимую… нечеловеческую длину…

Хазин поморгал дальним светом.

— Да, други, он здесь, — повторил Хазин. — Не как покровитель военно-морского флота… или ПВО… не как патрон ерша или, допустим, мыши… но как некий дух… распространенный в воздухе… некий Яша…

Я с опаской посмотрел на Хазина. Сегодня Хазин бесспорно перебрал, про Яшу я раньше не слышал. Но рулит ровно.

— Его зовут не Яша, — поправил Роман. — Он словно бы Игебод…

— Сам Игебод! — возразил Хазин.

— Ты просто этого еще не понимаешь…

— Едем к Чичагину, — сказал Хазин.

— К памятнику нельзя, — напомнил я. — Чичагин не достроен, ты же видел…

— Чичагин достроен, — заявил Хазин и повернул направо.

Мы въехали в переулок Хлебозаводской, я его узнал и почуял, а потом повернули еще и еще, я начал подозревать, что Хазин опять заблудился.

— У меня здесь карта, — Хазин постучал себя по голове. — Я тут могу с закрытыми глазами, в этом городе все направо…

Машина уперлась в тупик. Заблудился.

— Чертов город, — пробормотал Хазин. — Ночью абсолютно другой, чем днем…

— Сейчас меня опять стошнит, — поведал Роман.

— Держись, Шмуля, — посоветовал Хазин. — Держись, друг…

Роман икнул.

— Предлагаю домой, — сказал я. — В гостиницу. Спать.

— Но мы же хотели к Чичагину, — возразил Хазин. — Там как раз никого сейчас… К Чичагину!

Хазин включил заднюю скорость, некоторое время мы ехали задом, на Воронина он все-таки развернулся.

— Зачем нам к Чичагину? — спросил я.

— Я тебе кое-что удивительное покажу, — пообещал Хазин. — Это отлично подойдет для книги!

Я промолчал.

— Если ты не поедешь, я тебе припомню!

— Ладно.

— Паша Воркутин украл у меня песню, — сообщил неожиданно Шмуля. — Она называлась… как-то…

— А у меня камеру, — добавил Хазин. — Я буду жаловаться в мэрию! Этому… Пёдору… Приехали!

Хазин остановился в переулке. Я хотел оставить Шмулю в машине, но он сказал, что боится и, если что, угонит машину. Пришлось Шмулю тащить, он болтался, потом мы нашли колонку и пробовали пить, но воды из нее не выжали, только рычание и кислый железом воздух.

Я устал уже зверски, я устал куда-то идти и тащить Шмулю, или идти в «Растебяку», или говорить с Зинаидой Захаровной, а день не заканчивался, день не заканчивался, длился, этот долгий день, в котором было всего слишком много: стальной клоп утром, грязевая башня вечером, много, коридорная Маргарита, она положила глаз на Хазина, любит ловить окуней, а я собирался запнуться и подвернуть ногу, но вдруг мы оказались на Центральной площади.

— Почему вы меня не оставили? — спросил Шмуля. — Почему вы меня таскаете как патефон…

Площадь была освещена, а сам памятник словно стал выше, пленка надулась, и фигура адмирала под ней почти не угадывалась.

— Гениально… — выдохнул Хазин.

— Ай эм а диско дэнсер, — сообщил Шмуля.

— За мной!

Хазин побежал через площадь, а мы со Шмулей за ним, мы бежали, сильно стукаясь друг о друга. Хазин опередил нас, перепрыгнул через натянутую между якорями цепь и юркнул под пленку.

— Он похож на дирижабль, — сказал Шмуля. — Чичагин, как цеппелин…

Памятник нависал над нами, наваливался, пленка раздувалась и опадала, словно адмирал на самом деле собирался взлететь, дышал паровозом.

— Залезайте! — позвал из-под пленки Хазин.

Мы пролезли и увидели Хазина, стоявшего в обнимку с копытом. Оказалось, что постамент памятника не так уж высок, в метр, и адмирал не возвышается над площадью, а вполне в доступности.

— Это адмирал? — глупо спросил Шмуля.

— Это его боевой конь, — пояснил Хазин.

— Инцитатус! — сказал Шмуля.

— При чем здесь это? Смотрите лучше!

Хазин достал автомобильные ключи и постучал по копыту. Звук получился пустой и деревянный, как в дно капового ковша.

— Он что, из бумаги? — оторопело спросил Роман.