Чагинск

С утра я работал на подоконнике в своем номере. Разворачивал шаблон, вписывая в карту Чагинска грязелечебницу…

Несомненно, в Великую Отечественную на башне грязелечебницы размещался пункт противовоздушной обороны, здесь следили за небом счетверенная пулеметная установка и прожектор. Пункт защищал снарядный завод, склад боеприпасов и грузовой двор. В сорок втором году во время налета на завод расчет зенитной установки смог подбить бомбардировщик «Ю-88».

В послевоенные годы грязевой источник иссяк, подземные воды остыли, оскудели и уже не находили путь к поверхности, грязелечебница была признана бесперспективной и зачахла. Чагинск, двенадцать тысяч жителей.

В дверь постучали. Около одиннадцати, не Хазин, Хазин не так стучит. Роман, скорее всего.

Я оторвался от ноутбука и открыл дверь.

Федор. В потрепанной камуфляжной «горке». Неожиданно.

— Ты дома, отлично! — обрадовался Федор. — Просыпайся!

— Куда? — не понял я.

— В смысле куда?! Договаривались же… На зеленую! Пиво-водка-шашлыки!

Я покривился.

— Да ненадолго, — заверил Федор. — Погода шепчет, Витенька! Давай, шевелись, еще ехать.

— Мне работать…

— Завтра поработаешь, — перебил Федор. — Слушай, мы с тобой еще и не поговорили толком… Посидим, вспомним молодость, расскажешь, как ты там. — Федор покрутил глазами.

— У меня книга, — сказал я.

— Да знаю-знаю, ты у нас вэлики рюсски писатель. Читал… Ничего так, кстати, мне понравилось… Слушай, я тебе как раз расскажу один сюжет! У нас есть один водила, так он встретил бабу из Солигалича… Хромую бабу из Солигалича.

— Я про Чагинск пишу, — сказал я. — Про город. Краеведение.

Отец бабы из Солигалича как-то раз вырезал «Калевалу» на ячменном зерне.

— Да что про эту жопу писать?! — искренне удивился Федор. — Ты же сам знаешь, тут тритоны со скуки дохнут… Хотя…

Федор задумался.

— Хотя, бывает, и у нас случается…

Федор окончательно вошел в номер, захлопнул дверь, уселся на койку. Всегда такой, вспомнил я.

— Тут у нас одна тетка в прошлом году ограбила магазин фурнитуры.

— Какой фурнитуры? — не понял я.

— Швейной. Короче, жена Механошина хотела вышить самый большой герб города, чтобы попасть в Книгу рекордов. Заказала бисера тридцать шесть килограммов, в «Наперстке», ей привезли. А в «Наперстке» эта тетка как раз работала, а ей зарплату за три месяца задерживали. Ну, эта тетка взяла — и тридцать шесть килограммов сперла. Вывезла к себе домой, в сарае спрятала. Хватились бисера только через неделю, к этому времени весь бисер куры сожрали… склевали то есть…

Федор постучал ногтем по спинке кровати, видимо представляя процесс.

— Ее мать кур бразильских держала, мордатые такие. Короче, куры думали, что бисер — это пшено, и все слопали. Ну а ментовка наша как раз раздуплилась и похитителя нашла. А бисера нет! Эта дура на колени — не виноватая я, все возмещу, пятеро детей, и все дела… Ну, хозяин хоть и упырь, но заявление забрал.

А Механошиха на принцип рогом поперла…

Федор ухмыльнулся.

— Короче, Механошиха эту тетку заставила бисер из куриного дерьма булавкой выковыривать, мыть и на лески нанизывать. Вот тебе история про город Чагинск, можешь записать.

Федор кивнул на ноутбук.

— Нет, это правда все, — заверил Федор. — Я тебе эту тетку показать могу, если хочешь, она у нефтебазы живет…

— Попозже, — сказал я.

Почему-то такие истории происходят сугубо в провинции, в Москве или в Петербурге такое приключиться не может никогда. Стена, разделяющая первичную и производную реальности, проходит через Лакинск.

— Ну, как знаешь. Я таких могу на пять книг рассказать, накопилось… Иногда жесть голимая… Поехали, Вить? А с книгой я тебе помогу.

— Как?

— Так. Помнишь, дядька мой? Не тот, что на телевышке, а тот, который ку-ку?

Про дядю-ку-ку я, разумеется, не знал, но это представлялось вполне возможным, один ку-ку, другой на телевышке. К востоку от Лакинска.

— Как на пенсию вышел, сочинять стал в тетрадях, — объяснил Федор. — Историческое. Про Стеньку Разина, про Пугачева, вроде как они в наших местах гуляли. И про Чичагова есть.

— Чичагина, — поправил я.

— Ну да. Целая тетрадка. Он вроде книгу старую нашел, вот там и вычитал… Так я его записки тебе отдам.

— Там точно про Чичагина?

Федор стал утверждать, что точнее не бывает, он даже в музей тетрадь показывал — и там все так и сказали, ценный источник. Дядины буквы меня не очень занимали, хотя в их существовании я не сомневался; классик утверждал, что в каждом уезде у нас по Сен-Симону, я подозревал, что гораздо больше. Но отправляться в поездку с Федором…

— А где твой смешной арап, кстати? — спросил Федор. — Этот, Хазин? Я к нему стучался, он не открывает.

— За машиной поехал. Вчера машину утопили, вытаскивать надо…

— А я вам говорил — бухими не катайтесь.

Ну да.

— Не, я серьезно, лучше бухими не ездить, — повторил он. — Механошин велел следить за порядком, а вы всегда в дрова…

— Не всегда, — возразил я.

— Да не, я понимаю. Местные-то пообмялись давно, а приезжих качает. Ты писатель, Хазин… Слушай, он точно не дурак?

— Да не, как все…

— Все время фотографирует.

Я не стал отвечать.