Новые поколения стали привыкать к более резким, менее ароматным, но зато более «доходчивым», сильным по своему чайному вкусу чаям южноазиатского региона: индийскому, цейлонскому, индонезийскому. Само по себе это было ещё не столь плохо, ибо в известной степени расширяло «чайный кругозор» народа, знакомило его с новыми видами чайной мировой продукции. Плохо было лишь то, что это «знакомство» носило односторонний характер: оно не вело к сопоставлению разных чаев – китайского, японского и индийского, цейлонского, а резко сокращало, ограничивало диапазон знакомства одним направлением вкуса, ибо все южноазиатские чаи принадлежали к одинаковой вкусовой гамме. И вновь в чайной политике, как ни парадоксально, отразился характер эпохи – упрощенчество, ограниченность, узость выбора. А затем положение ещё более ухудшалось: в страну стали ввозить дешёвые, низкосортные африканские чаи – кенийский, угандийский и совершенно слабый – мадагаскарский, которые даже не называли по имени открыто, а потихоньку подмешивали к грузинскому для его «усиления». Эти новые купажи сильно отличались по качеству и другим органолептическим свойствам от того, что привыкли пить как чай старшие поколения советских людей. И вновь это было как бы символом ещё одного периода нашей политической, общественной истории, позднего брежневизма и «зари смутной перестройки», отражением путаницы и неразберихи в общественных идеалах, в экономическом курсе, в конкретных действиях, что странным образом почти соответствовало тем чайным купажам, которые стали появляться в первой половине 80-х годов: 55% грузинского и 25% мадагаскарского чая соединяли с 15% индийского и 5% цейлонского и выдавали за «1-й сорт индийского чая».
Было ли всё это чьей-то продуманной и нарочно производимой карикатурой на общественное развитие или просто-напросто было случайным и даже бездумным совпадением, над которым никто даже не размышлял, а просто технически поступал так, как диктовала обстановка, имевшиеся ресурсы и приказ какого-нибудь мелкого начальника, – этого мы, разумеется, никогда не узнаем. Но факт остаётся фактом: качество грузинского чая и качество ввозимого заграничного чая неуклонно ухудшались в стране, которая некогда была ведущей в мире по мировым закупкам чая на внешних рынках и третьей в мире по собственному производству отечественных чаев. И если это о чём-то говорило однозначно, то только об общем ухудшении положения в стране, где чай был не просто одним из продуктов, а национальным символом и где существенное изменение в этой области было своего рода тревожным звонком, сообщающим о надвигающейся катастрофе для страны в целом.
Прежде всего явное ухудшение качества отечественного чая в период, непосредственно предшествующий перестройке (когда чай в народе стали называть не иначе как «трухой»), а затем не менее явный ввоз отвратительного по качеству, бракованного, не способного даже завариваться заграничного, импортного чая (вспомним, кто забыл, о «неразмокаемом» турецком чае!), привели к падению спроса на чай, к снижению употребления его в стране на душу населения, к пренебрежительному отношению к этому напитку, как к «крашеной водичке». А это означало, с другой стороны, что резко стал возрастать спрос на алкогольные напитки – пиво и водку. Их стало прямо-таки не хватать в стране, хотя прежде подобного «недостатка» никогда не отмечалось. Между тем винно-водочная промышленность работала бесперебойно, и даже с превышением выпуска продукции по сравнению с планом. И тут статистика нисколько не обманывала. Однако и в этом вопросе нехватка количества и усиление выпуска объёмов продукции были ещё не самыми главными и существенными признаками, которые должны были вызывать тревогу руководителей государства, а лишь внешними, видимыми на поверхности проявлениями возникавшей в обществе серьёзной проблемы.
Главное зло и суть водочной угрозы заключалась вовсе не в том, что люди стали больше пить, а в том, что, как в случае с чаем, неуклонно нарастало ухудшение качества алкогольных напитков, в том числе и главного национального алкогольного напитка России – водки.
Массовую водку, ту, производство которой приходилось расширять, чтобы удовлетворить растущий спрос, стали всё более и более приготавливать из дешёвого сырья – картофеля и свекловицы, вместо того чтобы, как настоящую, хорошую русскую водку, приготавливать из хлебного зерна – ржи, пшеницы, на худой конец – ячменя, овса.
Разница тут состояла в том, что в зависимости от сырья водка проявляла своё действие по-разному: зерновая – способна вызывать добродушную весёлость, делать глупым и сонливым, а свекольная – толкает на озлобление и вызывает агрессивность, причём независимо даже от количества выпитого. Разница, стало быть, существенная и прямо надо сказать – страшная.
Но какие выводы были сделаны из факта распространения пьянства в стране тогдашним руководством? Обращало ли оно внимание на суть проблемы? Пыталось ли оно выяснить истинную причину катастрофических последствий пьянства для людей и хозяйства страны?
Василий Кузьмич Фетисов , Евгений Ильич Ильин , Ирина Анатольевна Михайлова , Константин Никандрович Фарутин , Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин , Софья Борисовна Радзиевская
Приключения / Публицистика / Детская литература / Детская образовательная литература / Природа и животные / Книги Для Детей