– Давай без «плюнуть», ладно? Все мы заинтересованы в решении этой проблемы, поэтому я имею полное право присутствовать. Да и вдвоем проще будет разобраться, если что-то пойдет не так.
– Ох… – вздохнул Дирк, поправляя топорщащийся рукав куртки. – Вот ты упрямец, конечно. Но на самом деле я рад, что у меня будет компания. Это тебя мать такого отзывчивого воспитала?
– Скорей всего, – усмехнулся Кадер. – Отец говорит, что все хорошее во мне от мамы. И все, что его раздражает, тоже от нее.
– Ну, насчет хорошего сложно поспорить.
Лепрекон считал, что капелька лести в любых разговорах никогда не бывает лишней. Слова – та же валюта, и оплатить ими можно многое. Невероятно удобно, между прочим, ведь каждый из нас – сам себе эмитент.
Джинн молчал.
– Предлагаю тогда завтра вечером встретиться уже у этого дома и хотя бы снаружи на него глянуть. Часов в семь вечера. Адрес я запомнил – Мисслихвег, пятнадцать[28]
. Предупреди Эсси только, что будешь поздно. Я бы вместе с тобой на поздний ужин завалился, но мне как-то неудобно уже, вы меня постоянно кормите, – усмехнулся Дирк.– Ой, да брось, будто тебя кто-то гонит, – успокоил его Кадер. – Если хочешь – приходи, ты же знаешь, никто против не будет. Может, и Уилл решит приехать к ужину – он мне вчера писал, что думает пока. А по поводу завтрашнего вечера – согласен.
– Вот и я последую примеру мелкого и подумаю насчет ужина, – легкая, немного вымученная улыбка и морщинки в уголках глаз. Сама искренность, не иначе. Обманщик Фоули.
По мере того, как исчезали сомнения и недопонимание в разговоре, их шаг ускорялся, и оставшиеся десять минут прошли за болтовней о чем-то отвлеченном. Дирк рассказал, что когда-то давно обожал играть на губной гармошке, подаренной ему коллегой. С тех пор много воды утекло – дело было еще в шестидесятые годы прошлого века, в Штатах. Инструмент потерялся при очередном переезде, а купить новый не хватало собранности – все время что-то отвлекало.
– Вещь-то удобная, не пианино поганое, ее в кармане можно носить. Хотел бы я снова вспомнить, как играть на ней. Я, правда, потом на варгане научился, но это вообще о другом, – с видом эксперта вещал лепрекон, успокоившийся после того, как тяжелый разговор остался позади.
– Не знал, что ты на нескольких музыкальных инструментах умеешь играть. У нас в Аль-Маанде таких зовут «ловцами мелодий». Как говорится, славен тот, кто создает прекрасное и незримое. Эсси такая же: на твоем «поганом пианино» умеет играть и на гавайской гитаре. Молодцы вы. – Он усмехнулся. – Я вот вообще ни на чем не умею.
– Тоже мне, умение. Так, удовольствия ради. – Они уже стояли у самых дверей магазина. – Ладно, не буду тебе зубы заговаривать.
«Потому что уже заговорил», – подумал Дирк про себя, а вслух добавил:
– Завтра встретимся.
– Ага. Хорошего тебе вечера.
– Взаимно! – Лепрекон пожал ему руку и еще несколько секунд постоял напротив двери со стеклянной вставкой, провожая взглядом удаляющуюся спину того, кого намеревался подвергнуть опасности.
Нет, погодите-ка! Все уже решено.
Уже подверг.
Лет двадцать назад, во время жизни в России, одним весенним утром он наткнулся на надпись, накорябанную на заборе чьей-то нетвердой рукой. Она гласила: «Быть добрым – плохо». Дирк поначалу прошел мимо, приметив ее краем глаза, но потом вернулся и еще минут пять стоял как вкопанный, разглядывая эти три коротких слова. Тогда он опоздал на важную встречу, но про нее он сейчас мало что помнил, а вот случайная фраза осталась с ним многие годы спустя.
Что-то хрустнуло под подошвой. Дирк глянул вниз и увидел свой темный, размытый силуэт, распавшийся на блестящие в свете фонаря осколки причудливой формы.
– Быть добрым – плохо, Кадер, – поучал лепрекон затянувшуюся тонким слоем льда лужицу, продолжая ковырять ее носком ботинка. – Во всяком случае, настолько добрым. С одной стороны, будь ты наглей, эгоистичнее и умнее – мне было бы гораздо сложнее все это провернуть. Но если бы ты был таким, мне было бы тебя ни капли не жалко – хитрых и прозорливых везде пруд пруди, и из всего этого многообразия я люблю только себя… Откуда ты такой наивный? Хотя, впрочем, мне ли спрашивать – я на тебе подобных зарабатываю уже которое десятилетие!
Он снова уставился под ноги. Лужа молчала. Лед был уже настолько истоптан, что перестал хрустеть.
– Ох уж этот молодняк, весь из себя такой честный и искренний, – обронил Дирк, выдохнув облачко пара.
И в сердцах прошипел, сплюнув:
– Тупица! Идиот из чайной лавочки!
Со злостью швырнул на землю обнаружившийся в кармане скомканный билет и, подождав, пока бывшие слова – а теперь белесые невесомые клочья – унесет ветер, зашагал в сторону отеля. Сегодня он точно нормально не заснет, хотя, казалось бы – все складывается как нельзя лучше.
Это оказалось проще, чем обыграть новичка, не знающего правил, проще, чем отобрать конфету у ребенка. Еще немного – и он будет свободен и сможет с полным правом послать на все четыре стороны эту парочку вышибал.
Но где же радость от долгожданного избавления?