Чай всегда в четыре

Реквизит был уже разложен. Верёвка, красивый ошейник… но только он шире, чем ошейник Джинджер, и красный бант на нём тоже другой! И печеньица другие, в виде полосок бекона (те, что мы давали Джинджер, обычно были в форме косточек). Это наверняка те, отравленные, думал я. Сейчас я заберу их и выброшу. А потом, если будет время и возможность, заменю нормальным печеньем из Надиных запасов.

Если же ни времени, ни возможности не будет, Джинджер придётся выступать без угощения. Она справится и так, у меня не было сомнений в её гениальности.

Но не успел я улучить момент, чтобы сгрести со стола печенье в форме бекона, как из гримёрки для мальчиков появились Фролих с Арнольдом. Лапы и брюхо у Арнольда были мокрые, ошейник и жетон сняты. На выходе из гримёрки их поджидала миссис Рейнолдс. Она улыбнулась, что-то сказала Фролиху и громко объявила:

– Все по местам!

Толпа за кулисами начала рассеиваться, и тут я увидел Надю. В одной руке у неё был поводок Джинджер, в другой – пакет с реквизитом. Джинджер почему-то была в своём обычном ошейнике и с жетоном.

С Джинджер что-то уже случилось?

Оставались считанные минуты до начала. Я скользнул обратно в тень занавеса, дождался, пока Надя окажется в паре футов от меня, сделал шаг вперёд, вложил ей в руку монетку Года Душ и вернулся в укрытие. Надя и бровью не повела, словно ничего не заметила – но не прошло и минуты, как она возникла рядом со мной.

– С Джинджер всё в порядке? – спросил я.

– Да, в полном, – ответила Надя. Она укоротила поводок, поставила сумку на пол и наклонилась погладить Джинджер. – Просто у неё выходной. Это идея миссис Рейнолдс. Майкл Фролих так усердно посещал репетиции и так старался, и Арнольд так хорошо подготовился к роли, что она решила: сегодня Сэнди играет Арнольд.

– Вот как, – сказал я. – А когда ты узнала?

– Только утром. Но не волнуйся. Арнольд всё равно дублёр. Во всех вечерних спектаклях играть будет Джинджер.

– Так эти лакомства на столе – они для Арнольда, не для Джинджер?

– В некотором смысле. Вообще-то наш ветеринар прислал их Джинджер, но, поскольку сегодня играет Арнольд, я решила с ним поделиться. У нас общий ветеринар.

Лакомства, ожидающие Арнольда, были напичканы лекарствами. Ни Майкл, ни Надя этого не знали. А Хэмилтон Кнапп не знал, что достанутся они не Джинджер, а Арнольду.

Я мог: спасти Арнольда, не дав ему проглотить отравленное печенье; пусть он сыграет в спектакле; и пусть Кнапп думает, что его грязный трюк удался. Одно по цене двух. Или же я мог: позволить Арнольду съесть отраву; перепугать Фролиха; и пусть сегодня играет Джинджер. Два по цене одного.

Вот оно – лежит на столе для реквизита. Вот оно – ждёт моего решения.

– А ты что тут делаешь, Джулиан? – спросила Надя.

– Пришёл пожелать тебе сломать ногу, – сказал я. – Это такая традиция в театре – говорить актёрам «Чтоб ты ногу сломал!» вместо пожелания удачи.

– А что говорят актёрам-собакам? – спросила Надя.

– То же самое, только с умножением на два. Говорят: «Чтоб ты две ноги сломала!»

Надя рассмеялась.

– Что, честно?

– Честно, – ответил я.

Надя положила пакет на пол к моим ногам и потянула Джинджер за поводок.

– Идём, Джинджер, – сказала она. – Идём, пожелаем кое-кому сломать некоторое количество ног.

Я посмотрел им вслед.

Я принял решение.

Я подождал в темноте закулисья, пока оркестр начнёт играть увертюру; я знал, что в это время в зале медленно гаснет свет, и я смогу незамеченным пробраться на своё место у прохода. Пока что Ноа и Итан возвели на моём кресле пирамиду из рюкзаков и курток, которую в полумраке зрительного зала легко можно было принять за сидящего человека. Усевшись, я кивнул Ноа и Итану и стал ждать выхода Сэнди.

Когда Сэнди в первый раз появился на сцене – он перебегал её из конца в конец, преследуемый ловцом собак, – публика захлопала. Сэнди удалось влюбить их в себя с первого взгляда. При втором его появлении полицейский спросил: «Девочка, это твоя собака?», а Сэнди снова пересёк сцену и сел у ног Сценической Энни, и зал вновь взорвался аплодисментами. Однако на этот раз, когда аплодисменты уже затухали, Кнапп с Лордом победно переглянулись и залаяли: «Гафф! Гафф! Гафф!» – и захлопали в такт, а другие это подхватили, и актёры не могли продолжать представление.

Старшеклассники забегали по проходам, высматривая тех, кто срывает спектакль; но Кнапп, видя, что старшеклассник приближается к его ряду, чинно сложил руки на коленях и сомкнул губы.

Когда спектакль закончился и все вышли на поклон, Арнольд-Сэнди выбежал вперёд и сел – перед актёрами, посерединке, у края сцены. Красный бант съехал набок. Но пёс просидел так всего секунду, а потом обернулся, встал и перебежал вглубь сцены, к остальным актёрам. Сценическая Энни и Уорбакс расступились, освобождая ему побольше места. Арнольд, сидя в круге света, посмотрел в зал – и зал пришёл в неистовство.