Чайковский

Подходя ранним сентябрьским утром к училищу, чтобы представиться его строгому начальству, Александра Андреевна и Петя услышали гулкую дробь барабана. Поначалу им показалось, что это эхо какого-то проходящего вдали парада. Открылись массивные двери, и они вошли внутрь дома. Вошли — и на мгновение замерли… Оглушая всех и не жалея сил, барабанщик бил «зорю». После такой «побудки» сон отлетал немедленно, да и сновидения, если они были, забывались мгновенно и навсегда.

Александра Андреевна, устроив сына в училище, находиться долго в Петербурге не могла. В далеком Алапаевске ее ждала семья, а главное, маленькие, пятимесячные близнецы. Ей предстояло вскоре покинуть столицу. День прощания с матерью, по словам Чайковского, был «одним из самых ужасных дней» его жизни.

С отъездом матери испытания в личной жизни мальчика только начались. Не прошло и месяца, как в приготовительных классах училища вспыхнула эпидемия скарлатины. Воспитанникам было предложено или остаться на карантине в училище, или разъехаться по домам. М. А. Вакар взял мальчика к себе. Это привело к трагическим последствиям: вскоре, заразившись скарлатиной, умер маленький сынишка Вакара — Коля. Всем была ясна причина его заболевания. Знал это и Петя. Он понимал, «что окружающие, вопреки разуму и усилиям над собой, не могут все-таки в глубине души не винить его…», — пишет Модест Ильич. На всю жизнь незаживающей раной остались переживания, связанные со смертью маленького товарища.

Вернувшись после окончания карантина в училище, Петя застал все тот же режим. И хотя пребывание в приготовительных классах носило менее суровый характер, все же и здесь общий казарменный стиль обучения давал себя знать. Окрики и грубые замечания были в ходу у воспитателей, не очень-то церемонившихся с учениками. Всякое нарушение и отступление от заведенных порядков непременно влекло за собой суровое наказание.

Конечно, с каждым месяцем воспитанники все более привыкали к суровому режиму училища и старались избегать ошибок. Но все же почти каждый из них впоследствии с болью вспоминал о крайней грубости и унижениях, которые пришлось перенести за время учебы.

По-разному реагировали воспитанники Училища правоведения на сложившийся образ жизни, по-разному переживали личные невзгоды, а случалось, и горе. Но у Пети Чайковского в его нелегком душевном состоянии было две отдушины. Первая — продолжающееся общение с фортепиано, с музыкой. Его часто видели за инструментом. Вторая — переписка с родными. Здесь, в беседах с дорогими ему людьми, он жаловался на свое тяжелое и одинокое существование, делился впечатлениями о мало интересующей его учебе, поверял свои детские сомнения и мечты.

Из писем первых двух лет, которые он провел в приготовительных классах, узнаем, что в учебе он пока «на своем месте… третий ученик. За поведение получил 10» (по двенадцатибалльной системе), а зачем в течение одной недели сразу три плохие оценки; был наказан: оставлен на воскресенье в училище. Вскоре в нем пробуждается интерес к чтению, и в одном из следующих писем он просит выслать ему книги. Затем следует признание: «Не знаю, почему мне опять хочется сочинять стихи», и тут же — небольшое стихотворение. В марте он сообщает родителям, что занятия «идут хорошо». Вскоре благополучные и спокойные письма апреля снова сменяются тоской по ушедшему радостному детству. Он пишет, что праздновал день своего рождения «и очень плакал, вспоминая счастливое время, которое… проводил прошлый год в Алапаихе…». В письмах он очень беспокоится о деревце — плюще, который посадил в день отъезда в Петербург, и спрашивает, как оно растет. И хотя сердцем он в Алапаевске, тем не менее учебные обязанности выполняет добросовестно. Так, в конце мая Петя сообщает, что экзамены в старший приготовительный класс выдержал «хорошо» и по большинству предметов ему проставлены наивысшие оценки.

Лето прошло у родственников, в деревне под Петербургом. По возвращении в столицу переписка продолжается только с матерью, так как в сентябре, к огромной радости Пети, в Петербург приехал отец. Это было связано с недовольством правления Алапаевских заводов ростом расходов, так как Илья Петрович строил новые фабрики и приобретал машины. Вынужденный оставить службу, вскоре он выехал за семьей в Алапаевск.

В томительном ожидании приезда родителей Петя все чаще поверяет свои мысли фортепиано: «Недавно я играл в училище на рояле. Я начал играть «Соловья» и вдруг вспомнил, как играл эту пьесу раньше. Ужасная грусть овладела мною, я вспоминал, как играл ее в Алапаеве вечером и вы слушали, то как играл ее четыре года тому назад в С.-Петербурге с моим учителем г-ном Филипповым, то вспомнил, как вы пели эту вещь со мной вместе, одним словом, вспомнил, что это всегда была ваша любимая вещь».