Чайковский

А может быть, прав был Бетховен, коротко и с негодованием сказавший: «Бонапарте — честолюбец, и больше ничего». Ведь именно ему он поначалу посвятил свою Третью симфонию — «Героическую», — но вскоре, разочаровавшись в Наполеоне, так быстро изменившем традициям Великой французской революции, снял посвящение.

Возбужденный всем увиденным, Петр Ильич через переулки вышел на площадь Согласия. В центре ее высился массивный египетский обелиск, высеченный из камня еще три тысячи лет тому назад. С площади хорошо просматривался величественный ансамбль Луврского дворца. Направо возникла перспектива Елисейских полей, замыкающаяся величественной Триумфальной аркой.

Чайковский много бродил по Парижу, порой наскоро перекусывая в маленьких бистро, где столики были вынесены прямо на тротуар. Он с интересом разглядывал здания, памятники, а то и просто пеструю толпу людей, — все вокруг было ново и необычно.

Он прогуливался по саду Тюильри, бродил в Булонском лесу, был на улице Ришелье, по камням которой ходил Мольер, был и на примыкающей к ней улице, носящей имя великого драматурга, где расположен театр «Комеди Франсэз». На Монмартре он видел другой театр, «Буфф-Паризьен», в котором всего три года назад состоялась премьера «Орфея в аду» Жака Оффенбаха, явившаяся одной из вершин нового жанра — оперетты. Наблюдал он и строительные работы по возведению нового, вскоре ставшего всемирно известным парижского театра «Гранд-опера», сооружаемого по проекту архитектора Шарля Гарнье. (Разве мог думать скромный чиновник Чайковский, впервые прибывший сюда из далекого Петербурга, что именно на сцене этого пока строящегося театра будут поставлены его оперы и балеты, зазвучит его музыка, прославившая русское искусство!)

Чайковский стремился познакомиться с музыкальной жизнью города. В первые же десять дней он сумел послушать «Трубадура» Верди и «Гугенотов» Мейербера — оперы композиторов, пользовавшихся в Париже особой популярностью. На спектаклях Верди и Мейербера бывало все светское общество Парижа. В фойе театра он воочию увидел тех, кто задавал тон и диктовал моду в художественной жизни города. Дамы в бриллиантах в роскошных туалетах, мужчины во фраках и сверкающих орденами мундирах представляли собой самостоятельное зрелище. Было, вероятно, не совсем ясно, какой из костюмированных спектаклей — на сцене или в фойе — важнее для публики.

Умеющий верно оценивать сущность художественных явлений, Петр Ильич на десятый день своего пребывания в Париже пишет отцу, что исполнение и самые театры гораздо ниже, чем в Петербурге, но зато постановки замечательно хороши.

В середине сентября Писарев и Чайковский отправились на родину и в самом конце месяца прибыли в Петербург. Первая реакция от встречи с родной землей была восторженной. «Ты не поверишь, как я был глубоко счастлив, когда возвратился в Петербург!» — пишет он Саше. «Все, что дорого сердцу — в Петербурге, и вне его жизнь для меня положительно невозможна», — делает он для себя совершенно ясный вывод. Несомненно, что пребывание за рубежом всколыхнуло в нем теплые и глубокие чувства ко всему тому, что он на время оставил.

С этой поры его любовь к своему отечеству становится глубокой и осознанной. Понадобилось всего неполных четыре месяца отсутствия, чтобы совсем еще молодой человек ясно понял то, что давно чувствовал. С детства он проникся красотой своей родины: впитал в себя скромную, но выразительную природу Воткинска и Алапаевска, дважды пересек ее от Урала до Москвы и Петербурга; в музыке Глинки в десятилетнем возрасте почувствовал силу и дух своего народа и, наконец, покинув ненадолго, услышал ее материнский зов.

Во время первого путешествия за рубежами России он не только ощутил богатство и многообразие художественной культуры Европы, но и интуитивно, своим чутким сердцем почувствовал безграничную радость служения высокому искусству. Наслаждаясь многообразными музыкальными и художественными впечатлениями, Чайковский, вероятно, все яснее ощущал подспудно таившуюся в нем жажду творчества. Несомненно, мысль его все чаще возвращалась к давней мечте — стать музыкантом. Именно в этой поездке он по-иному ощутил свою самостоятельность, а заодно и почувствовал в себе силы попробовать свернуть с накатанного пути.

Глава VII МУЗЫКА ПОБЕЖДАЕТ: «Я ПРОСТО ХОЧУ ДЕЛАТЬ ТО, К ЧЕМУ МЕНЯ ВЛЕЧЕТ ПРИЗВАНИЕ»

Сразу по приезде в Петербург, повидав отца, Петр Ильич поспешил встретиться с Модестом и Анатолием, учившимися все в том же Училище правоведения. Модесту старший брат показался очень элегантным. Однако, несмотря на благополучный внешний вид, респектабельность и кажущуюся гармонию чувств и мыслей, молодого человека все чаше охватывала тревога. То, что он видел вокруг себя, наводило на грустные размышления.