Чайковский. Гений и страдание

Славу Чайковский завоевывал ценой своего здоровья. Выход каждого музыкального произведения сопровождался хлопотами и хождениями по издательствам, а также материальными издержками и душевными терзаниями. Его талант не сразу оценили по достоинству, первая «Кантата» (1865) и «Увертюра» (1866) не произвели впечатления. Композитор и музыкальный критик Александр Николаевич Серов (1820–1871) разочарованно произнес: «Я ожидал от него большего». Композитор и музыкальный критик Кюи Цезарь Антонович (1835–1918), профессор фортификации, один из представителей «Могучей кучки», первое время не признавал у молодого Чайковского музыкального таланта. Алина Ивановна Брюллова, мать глухонемого мальчика Коли Конради, воспитанника Модеста Ильича, писала в своих воспоминаниях: «“Кучка” в лице желчного и ядовитого Кюи очень травила Чайковского, когда он начинал свою карьеру, что доставляло ему много горьких минут. Позже, когда Чайковский стал известным и всеми любимым композитором, они стали искать сближения с ним, незлобливый Чайковский сейчас же пошел им навстречу». Только музыкальный критик, в дальнейшем профессор Петербургской и Московской консерваторий, Герман Августович Ларош был в восторге от «Кантаты» Чайковского.

Директор и руководитель Московской консерватории Николай Григорьевич Рубинштейн опытным глазом, а вернее слухом, музыканта определил, что под скромной внешней оболочкой Чайковского созревает крупный талант, и он всячески не только поощрял его развитие, но и способствовал ему. Устраивал концерты из его произведений, пробивая дорогу к популяризации его творчества.

Сложный и не очень покладистый характер Рубинштейна, его требовательность, а иногда и бесцеремонность, резкий тон в обращении были для Чайковского своего рода стимулятором творчества. Чайковский высоко ценил положительные качества Рубинштейна – честность, бескорыстие и преданность своему делу – и был его искренним другом. Он многому научился у Рубинштейна, который поражал его умением извлекать из инструмента неповторимые звуки, заставлявшие замирать сердца слушателей. Поражало не только трудолюбие Рубинштейна, но и его настойчивость, твердость и решительность. Он умел добиваться своей цели: решил быть первым пианистом в Москве и завоевал это право, хотел, чтобы Московская консерватория процветала под его руководством, и добился этого. Надежда Филаретовна высоко ценила талант Рубинштейна: «Его игра – это глоток свежего воздуха, она завораживает». Написанная Чайковским в 1873 году фантазия по В. Шекспиру «Буря» имела огромный успех, чему в немалой степени способствовал Николай Григорьевич Рубенштейн. Н.Д. Кашкин писал: «Эти два артиста (Рубинштейн и Чайковский) до такой степени сроднились душой, что у них выработалось какое-то общее понимание музыки. Николай Григорьевич к сочинениям Чайковского относился с такой горячностью, как будто это были его собственные, и вкладывал в них всю душу». Вышедшие после «Евгения Онегина» оперы: «Орлеанская дева», «Мазепа», «Черевички» и «Чародейка» – не имели большого успеха. Неожиданный крупный успех «Пиковой дамы» превзошел ожидания Чайковского. Но во время генеральной репетиции, на которой присутствовал император Александр III с женой, произошел досадный и в то же время комический инцидент. У исполнителя роли Германа Николая Николаевича Фигнера, при переодевании на дому, лопнули трико, и портному пришлось ехать для их замены в театральный гардероб. Подошло время начала представления, а Фигнера все не было. Все в волнении ходили по сцене, но больше всех волновался Петр Ильич, «он ходил бледный, с жалобными глазами и от времени до времени вздыхал» (В.П. Погожев).

– В чем же задержка? – спросил государь.

Директор императорских театров Всеволожский Иван Александрович, «сидевший сзади кресла императора», громко сказал:

– У Фигнера штаны лопнули, ваше величество.

Император расхохотался, и обстановка разрядилась. Наконец Фигнер прибыл. Он был взволнован, но «свою роль сыграл превосходно и получил одобрение императора». А после спектакля виновника происшествия хотели уволить от службы, несмотря на то что он был любимец публики и представления с его участием обеспечивали большие сборы. Но за него вступились Погожев Владимир Петрович – управляющий императорскими театрами и Петр Ильич Чайковский. Поставленная позже опера Чайковского «Иоланта» такого успеха не имела. Но его балеты «Лебединое озеро» и «Спящая красавица» «были чистыми перлами и имели бешеный успех».