Чайная роза

— Фиона, я сделаю все, что в моих силах, но сомневаюсь, что сумею что-то найти до конца этого месяца.

Она резко развернулась:

— Питер, они нужны мне немедленно, а не в следующем месяце! Пошлите кого-нибудь в Лондон. Найдите партнеров Бертона и вытрясите из них акции!

— Я понимаю вашу досаду, — сказал Питер, удивленный ее резкостью, — но вы должны понять, что ваша доля составляет двадцать два процента, а доля владельца компании — пятьдесят один. Здесь просто нечему циркулировать.

— Не могу поверить, что он до сих пор сохраняет контрольный пакет. Рано или поздно ему придется его продать.

— Фиона, если он сохранял пакет до сих пор, то с какой стати продаст его сейчас?

— Потому что он по уши в долгах, — сев на край письменного стола, ответила Фиона. — Он получил в «Альбион-банке» ссуду почти в триста тысяч фунтов. Его индийская плантация перестала существовать, а попытка выйти на американский рынок с треском провалилась. — Воспоминание об этом заставило Фиону мрачно усмехнуться. Она собственными руками устроила эту катастрофу. Элементарно обанкротила Бертона, продавая свою продукцию ниже себестоимости. Его агенты открыли фирменный магазин на Уотер-стрит в июне девяносто четвертого, а в январе девяносто пятого он закрылся. — Питер, ему позарез нужны наличные. Он должен начать продавать свою долю. Просто обязан.

Херст покачал головой:

— Фиона, скажу вам не как маклер, а как друг… Я не понимаю вашей одержимости этими акциями. И никогда не понимал. Вы же сами говорите, что компания дышит на ладан. И насчет долгов вы правы. Они слишком велики. Еще одна катастрофа, и ему просто будет нечем выплачивать ссуду. Вы вложили в «Чай Бертона» астрономическую сумму. Но эти акции — всего лишь долговые расписки. Они вам больше не нужны. Вам нужно…

— Питер, вы не знаете, что мне нужно! — крикнула Фиона. — Достаньте мне эти чертовы акции хоть из-под земли!

Питер опешил. Ни разу за долгие годы знакомства Фиона не разговаривала с ним так грубо. Он встал, сунул документы в портфель и сказал, что надеется что-нибудь принести ей через неделю.

Пристыженная Фиона положила ладонь на его руку:

— Извините. Я не хотела кричать на вас. Просто… просто сегодня я не в себе…

Херст поднял взгляд, в котором читались обида и сочувствие одновременно.

— Я заметил это с первого взгляда. Вы ужасно выглядите.

Он был прав. Фиона надела темно-серый жакет с черным позументом, крахмальную белую блузку, шелковый галстук в черно-серую полоску и прямую черную юбку. Темные цвета подчеркивали ее впалые щеки и то, что она изрядно потеряла в весе. Ее всегдашняя бодрость исчезла. Фиона казалась маленькой и хрупкой.

— Это Ник, да? — спросил Херст, посмотрев на фотографию, которая стояла на маленьком столике для визитных карточек.

— Да, — призналась Фиона, злясь на себя за то, что не сдержалась и дала волю страху и эмоциям. Она не хотела говорить об этом. Сказать вслух — накликать беду.

— Я так и думал, что это личное. Я видел вас в таком состоянии только однажды — когда у Сими был приступ аппендицита. Что, Ник нездоров?

Фиона покачала головой. Потом ее лицо сморщилось, она выругалась и прижала руки к глазам, словно пытаясь загнать слезы обратно.

— Фиона, что случилось? Что с ним?

Она не ответила. Только почувствовала, что Питер обнял ее за талию и начал неуклюже успокаивать. Когда Фиона опустила руки, Херст достал из кармана накрахмаленный носовой платок и протянул ей.

— Что, так плохо?

Она тяжело вздохнула:

— Наверное, я делаю из мухи слона. У него слабость. Отсутствует аппетит. Почти все время лежит, но вчера гулял по саду. Он сам сказал мне это, когда я пришла домой.

— И давно он в таком состоянии?

— С февраля.

У Питера глаза полезли на лоб. Увидев это, Фиона пожалела о своих словах. Ей хотелось, чтобы Херст ушел. Как можно скорее. Она не желала видеть его страх. Не желала подбадривать его. Ей хватало сил только на то, чтобы подбадривать себя.

Два месяца назад — в тот самый день, когда на фабрику привезли новую машину, — она пришла с работы, мечтая поужинать с Ником, но узнала, что у него «приступ», как деликатно выразился Фостер. Фиона побежала наверх и увидела, что Ник лежит в постели бледный, еле живой и пытается бороться с одышкой. Фиона поцеловала мужа, взяла в ладони его лицо и чуть не устроила истерику. Хорошо, что Экхардт, сидевший у постели больного, вовремя ее увел. Доктор объяснил, что Ник перенапряг сердце и нуждается в покое.

— Но он поправится, правда? Правда, доктор Экхардт? — Ее голос дрожал, пальцы впивались в предплечье немца.

— Он отдыхает, миссис Сомс. Посмотрите на него… видите? Легкая одышка, небольшая слабость. Это пройдет.