Чахотка. Другая история немецкого общества

И всё-таки курорт пытался жить своей привычной жизнью и после начала войны. Все шло как будто своим чередом: всё так же играли оркестры, печатались списки гостей, процветали занятия спортом, приезжала публика из разных стран. В Davoser Blätter от 17 октября 1914 году значилось: «Курорт видит свою особую задачу в том, чтобы обеспечить мирное пребывание для гостей разных национальностей»^[376]. А 7 ноября 1914 году мы читаем: «Новоприбывшим гостям придется привыкнуть к мирной обстановке. На курорте не бывает сражений». Увы, новогоднее приветствие в газете накануне наступающего 1915 года звучало совсем по-иному: «Всемирная битва должна отгреметь. Во имя мира во всём мире и безымянной красоты»^[377].

Война привела в Давос доселе незнакомых гостей: не дворян, не богатых бюргеров, никаких страдающих художников и поэтов, вместо них — раненые солдаты и немецкие военнопленные. И тех и других между 1916 и 1919 годами побывало здесь великое множество.

Папа римский Бенедикт XV предложил нейтральной Швейцарии принять у себя раненых и больных солдат из Германии и Франции. Маленькую страну поделили на 20 регионов, из них 7 в центральной и восточной Швейцарии были предусмотрены для размещения раненых немецких солдат. Солдаты, больные малярией, отправлялись в Кур, сердечники — в Санкт-Галлен, эпилептики — в Цюрих, туберкулезники — в Давос и его окрестности^[378].

Интернированных размещали в санаториях, пансионах, гостиницах, что несколько поддержало курортную инфраструктуру Швейцарии, пострадавшую от войны. Впрочем, владельцам отелей запрещалось одновременно принимать у себя и солдат, и туристов.

Герман Гессе жил тогда в Берне и собирался отправиться добровольцем на войну. В германском консульстве в Берне его просьбу отклонили, а потом направили в комитет попечения о немецких военнопленных в Швейцарии. Здесь Гессе руководил книжным клубом для военнопленных и писал для немецкой газеты для интернированных.

Как сотрудник германского комитета попечения о военнопленных, в 1916 году Гессе сообщал из Давоса для берлинской газеты Der Tag: «Заселение нескольких сотен немецких больных, привезенных из французских лагерей для военнопленных, прошло совершенно спокойно. Удивительно по вечерам на центральной улице, среди ярко освещенных магазинов, среди элегантных дам, укутанных в меха, среди пестрых спортивных костюмов вдруг встретить немецкую солдатскую фуражку и серую шинель. Еще несколько месяцев назад они сидели в окопах, шли в атаку, попали в плен, еще сутки назад находились они в каком-нибудь лагере, и вот они высоко в Альпах, тихие курортники среди заснеженной долины в окружении сверкающих вершин^[379]. В апреле 1918 году в Давосе разместились 51 офицер, 138 унтер-офицеров, 807 рядовых и 114 гражданских интернированных лиц^[380].

После Первой мировой войны в Швейцарии санатории больше почти не строили. Иностранные гости возвращались на швейцарские курорты неохотно. Путешествия в Альпы были дороги, обследование и лечение — и того дороже. Русские, которые до войны приезжали в Давос со штатом прислуги, после войны и Октябрьской революции по политическим причинам не могли вернуться на родину, обеднели и вынуждены были с трудом выживать.

Аристократия и богатые буржуа не приезжали. И хотя после войны поток гостей всё же увеличился, никогда больше не собиралось в Давосе такого блестящего общества, не было больше таких выдающихся пациентов, как до 1914 года. Буржуазии, которая толковала чахотку как знак своей особенности и изысканного образа жизни, больше не существовало.

Если на курорте появлялись художники или поэты, то им едва удавалось оплатить свои счета, как уже упомянутому поэту-экспрессионисту Альфреду Хеншке, он же Клабунд. Он приехал в Давос в первый раз в 1916 году, долго лечился в разных местах и скончался здесь же в 1928 году. В первый раз ему пришлось уехать из «Лесного санатория», вероятно, не только оттого, что он не выполнял предписания профессора Фридриха Йессена. Из-за стесненности в средствах он переселился в более дешевый пансион «Штольценфельз». «Весь пансион (5-разовое питание, в том числе обширный обед и ужин), всего 8,50 в день»^[381]. Но ему зачастую не хватало денег даже и на пансион, о чем он писал в 1923 году владельцу заведения Эрвину Пёшелю: «К сожалению, мне невозможно более жить у вас, как бы я ни желал этого, но я, увы, теперь сделался нищим пролетарием»^[382]. Клабунд опубликовал рассказ «Болезнь» и написал множество стихов и историй о жизни больных туберкулезом.