Чахотка. Другая история немецкого общества

Он задумывал новеллу. Но композиция всё разрасталась, появлялось все больше персонажей, каждая следующая глава становилась длиннее предыдущей, событий становилось все больше. Уже в 1915 году Томас Манн вынужден был признать, что «Волшебная гора» — это не новелла, но роман. Но в октябре 1915 года он прервал работу над книгой на три с половиной года из‐за событий Первой мировой войны, которые потрясли его настолько, что из милитариста он сделался пацифистом и республиканцем. Война изменила и роман. Автор сделал из него «роман своего времени», панораму общества, каким оно было до войны, «лебединую песню» буржуазной эпохи, ее некролог.

Работа над романом возобновилась в 1919 году. Наконец, 20 ноября 1924 года, спустя более чем десять лет, «Волшебная гора» толщиной в тысячу страниц была опубликована. Успех был оглушительный^[407]. В 1929 году Томас Манн получил Нобелевскую премию, якобы за «Будденброков», на самом деле — за «Волшебную гору», которая сделала его не только богатым, но и всемирно знаменитым. Теперь и у Давоса было свое место в мировой литературе — как и у Ганса Касторпа, «наивного героя», как впоследствии назвал его автор в своем «Введении к „Волшебной горе“» (докладе для студентов Принстонского университета)^[408].

Юный Ганс Касторп приехал в Давос из родного Гамбурга навестить своего больного чахоткой кузена Йоахима Цимсена в санатории «Бергхоф». Кроме того, семейный врач рекомендовал ему смену воздуха. Касторп собирался в горы всего на три недели, но, в отличие от своего создателя, не уехал домой по окончании этого срока, поскольку накануне отъезда его одолел «отчаянный насморк»^[409], поднялась температура 37,6! Когда надворный советник Беренс, главный врач санатория, обнаруживает, что у него «уже почти шумы», «поражен новый участок» и «эксудативный очажок с влажными хрипами»^[410],[411] в легком, Ханс застревает в санатории надолго и переходит в статус больного — повышается его значимость, это как знак отличия.

Как и «Лесной санаторий», где лечилась Катя Манн, санаторий «Бергхоф» — заведение класса люкс для избранного общества из разных стран. Здесь есть и русские, и голландцы, и англичане, и рыжеволосая барышня из Греции, горбатый мексиканец, черно-бледная мексиканка с двумя чахоточными сыновьями, китаец и египетская принцесса.

Ни один из пациентов, кажется, никогда толком не работал^[412]. Только буржуа-интеллектуал Лодовико Сеттембрини, носитель идей просвещения, вынужден жить на жалкие гонорары от своих публикаций. В какой-то момент денег на санаторий у него больше нет, и он переселяется в частный дом, где дешевле. Прочие гости бездельничали и до того, как чахотка узаконила их праздность. Каждый занят только собственным состоянием и болезнью. Особенностью госпожи Штёр из южной Германии является способность готовить 28 различных соусов к рыбе. Мадам Шоша путешествует по Европе при финансовой поддержке далекого мужа и меняющихся любовников. Некоторые пациенты уже успели посетить Ривьеру, международные водные курорты и казино. Иезуит Лео Нафта, обязанный по правилам своего ордена жить в бедности, благоденствует за счет богатств Общества Иисуса. Да и сам Ганс Касторп никогда в своей жизни еще не занимался никакой профессией. Приехав в санаторий, он решает не жить больше за счет наследства своей семьи, но самостоятельно зарабатывать себе на жизнь как инженер.

Некоторые из пациентов действительно больны чахоткой, им нужна помощь, утешение и уход. Но есть гости, которые проживают в санатории, не будучи больны вовсе, совершенно добровольно, под официальным предлогом легкого недомогания, на самом же деле — в свое удовольствие, потому что образ жизни больных им удобен^[413]. Не всегда можно однозначно понять, кто из персонажей болен, а кто притворяется.

Возможно, Касторп страдает от легкой формы туберкулезной инфекции, но диагноз его сомнителен. Сам он видит причину болезни в следовании «гениальному принципу болезни», которому он и так уже давно подчиняется^[414].

Это старый романтический образ чахотки, к которому Кастроп обращается с почти фанатической верой, даже несмотря на то, что не соответствует ему ни по конституции, ни по предрасположенности, ни по темпераменту^[415]. Учение о соках гласит, что чахоткой болеют сангвиники, потому что у них избыток крови, но Касторп-то, наоборот, совершенно анемичен, малокровен, вял, сонлив и пассивен^[416]. Он скорее флегматик, сухой и холодный. И всё же он всеми силами упорно старается соответствовать образу чахоточного больного, как те пациенты, что, согласно учению о соках, подвержены недугу более всего. У Ганса Касторпа, как свидетельствует надворный советник доктор Беренс, «талант быть больным»^[417].