Читаем Чахотка. Другая история немецкого общества полностью

То же самое чувствовали и другие. Молодой Георг Гейм в 1910 году писал в своем дневнике: «Всё одно и то же, так скучно, скучно, скучно. Ничего не происходит, ничего, ничего. Произошло бы уже что-нибудь, отчего не осталось бы этого привкуса пустоты и пошлости. Пусть бы хоть война какая-нибудь началась, и то бы кстати»[440].

Чахоточные — аллегория гибнущей буржуазии. Все слабы, нежизнеспособны, больны. «Мир „Волшебной горы“, — писал литературовед Ханс Майер, — оказывается неизлечим»[441].


ЧАСТЬ III. БОЛЕЗНЬ ПРОЛЕТАРИАТА

1. Индустриализация

Чахотку могли считать возвышенной болезнью элиты, пока она не стала массовой и не превратилась в банальный народный туберкулез, распространившись среди социальных низов и рабочего пролетариата. Но даже тогда в литературе, опере и других произведениях искусства от этого недуга еще некоторое время продолжали красиво и элегически умирать избранные герои. Постепенно чахотка стала типичной «пролетарской болезнью»[442], причиной инвалидности и смерти людей в еще трудоспособном возрасте.

Свое «победоносное» шествие чахотка как массовое заболевание начала в Англии[443]. С изобретением паровой машины низкого давления в 1765 году и прядильной машины, так называемой прялки Дженни, которая вместо одной нити производила сначала разом восемь, потом — восемьдесят и больше, началась промышленная революция, превратившая Англию в «мастерскую мира»[444]. Появились новые промышленные центры, куда устремились толпы неимущих людей, которые не могли предложить ничего, кроме своих рабочих рук. Они трудились в тяжелых условиях, проживали в густонаселенных бараках в рабочих поселках вокруг фабрик, в бедности и убожестве. Человеческая рабочая сила стала бросовым товаром, когда одного рабочего легко можно было заменить другим. Особенно это касалось женщин и детей — это была самая дешевая рабочая сила. Дети, иногда не старше лет шести-семи, тысячами работали на фабриках, стоя у станков и машин по 12–14 часов в сутки. Женщины и дети, измученные тяжелым трудом и недополучающие достаточно пищи, часто становились жертвами чахотки. По свидетельствам того времени, в рабочих цехах постоянно кашляли и плевались. С 1780 года число больных чахоткой в Англии резко увеличилось. Английские врачи давно были с этой болезнью на ты: здесь еще в 1814 году, задолго до появления подобных заведений в Париже и Берлине, открылась первая специальная больница для легочных больных на 80 коек[445].

Германия отставала от Англии, здесь промышленная революция пришлась на период между 1830 и 1850 годами. Но тем более бурным было промышленное развитие страны, особенно с 1870‐х годов, после объединения германских земель в одну империю. Рурская область за несколько десятилетий превратилась в крупнейший промышленный регион Европы. Между 1870 и 1914 годами Германия из аграрной страны окончательно превратилась в промышленную, ведущую на континенте.

В поисках работы люди массово переселялись из сельскохозяйственных областей на востоке страны — из Силезии, Восточной и Западной Пруссии, Польши — в новые промышленные центры, в первую очередь в Рурскую область и Берлин. В Дуйсбурге в 1910 году каждый шестой новоприезжий был иностранцем[446].

Взрывной рост городского населения изменил облик городов. В середине XIX века многие германские города оставались такими же, какими были в позднем Средневековье и раннем Новом времени, однако индустриализация привела к тому, что они в кратчайшее время переросли свои прежние границы. Если в 1871 году едва ли четверть населения молодой Германской империи проживала сообществами более 5 тысяч жителей, то в 1910 году так жила уже почти половина населения[447].

Самой молодой, динамичной и быстрорастущей метрополией Европы в 1871 году был Берлин[448]. Старая королевская резиденция, где располагался чиновничий аппарат и военный гарнизон, от которого в первой половине XIX века еще веяло обывательским уютом, в 1877 году превратилась в мегаполис с миллионным населением, а к 1905 году население Берлина увеличилось до 2 миллионов. Берлин стал настоящим современным центром и крупнейшим промышленным регионом Германии: здесь находились головные представительства и заводы компаний Siemens, Borsig, Agfa и AEG. Городу были необходимы всё новые рабочие силы.

В стороне от широких роскошных центральных улиц и богатых вилл, в бедных предместьях на востоке и на севере города, возник пролетарский Берлин, мир бараков, густонаселенных доходных домов, трущоб, задних дворов, нищеты и убожества.

Снимать жилье в Берлине было дорого, и плата постоянно росла. Съем жилья съедал большую часть заработка рабочих, отчего семьи вынуждены были уживаться в тесных крошечных комнатушках. Сохранилось множество свидетельств и изображений этой тесноты, убожества, нищеты, сырых квартир и катастрофической антисанитарии[449].

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза