Читаем Чахотка. Другая история немецкого общества полностью

В 1920‐х годах слава Давоса как здравницы пошла на убыль, и курорт превратился в центр горнолыжного спорта, и поддержать этот статус казалось важнее, чем принимать у себя страждущих от чахотки, к тому же еще и заразных, что отпугивало здоровых туристов. В 1926 году рекламный плакат транспортного объединения гласил: «Путь к силе и здоровью лежит через Давос!»[383] Плакат изображал горное ущелье, через которое переброшен гигантский железнодорожный виадук. Выразительно выписанные рельсы ведут к сияющей белой долине Давоса, воплощению гигиены и чистоты. Рекламировать здоровье выгоднее, чем болезнь. Рекламный фотоальбом представлял курорт под заголовком «Давос. Город солнца на вершине гор»[384]. Пропагандируемая картина белого города выражала новое мировоззрение, в то время как слоган «Давос — новая Мекка для больных чахоткой» 1874 года считался теперь отпугивающим и несовременным[385].

Однако насыщенная духовная жизнь Давоса не прекращалась. Врач Фридрих Йессен, прототип надворного советника (гофрата) Беренса в «Волшебной горе» Томаса Манна, хотел сделать Давос еще и научным центром. В 1927 году он организовал высоко в горах «Давосские высшие курсы», весьма успешную образовательную программу для студентов, популяризации которой способствовал композитор Бела Барток[386]. Барток привез тогда в Давос свою жену, где она лечилась от глазной болезни. Многих выдающихся ученых приглашали на эти курсы с докладами и лекциями. Там выступал Альберт Эйнштейн с докладом «Об основных понятиях физики и их развитии», а потом дал камерный скрипичный концерт: ведь он был и великолепный скрипач. Здесь выступали известный хирург Фердинанд Зауэрбрух, философы Мартин Хайдеггер и Эрнст Кассирер вели горячие дебаты о критике чистого разума Канта. Немецкий правовед Герман Канторович читал лекции о Веймарской конституции. В 1932 году из‐за экономического кризиса курсы были перенесены на один год, а после прихода к власти Гитлера прекратились вовсе.

Из-за экономического кризиса иссяк и поток туберкулезных больных из Германии. В 1929 году почти 30 % всех туристов в Швейцарии были немцы, но в течение трех лет их стало вполовину меньше[387], лишь в 1937 году иностранные гости снова стали прибывать. Правда, ненадолго. Начало Второй мировой войны прервало и обозначило окончательный закат культуры буржуазно-аристократических санаториев.

Но Давос не желал становиться здравницей для малообеспеченных слоев населения. Уже в 1944 году давосские отели и пансионы начали готовиться к окончанию войны и объявили, «что рост числа народных лечебниц — требование времени, однако опасность пролетаризации, которую таит в себе это движение, должна быть своевременно предотвращена»[388]. Все надежды были на туризм.

Открытие антибиотика стрептомицина после Второй мировой войны сделало легочные курорты излишними: туберкулез стали успешно лечить и без санаториев. Эпоха давосского туберкулезного курорта прошла, санатории превратились в отели или многопрофильные клиники, куда вместо чахоточных стали приезжать только астматики, аллергики и ревматики. Но чаще всех — горнолыжники.

Следы прошлого и остатки «города больных» стерлись. В 1950‐х годах бывшие легочные санатории стали сносить и перестраивать: в «Вальбелле» или бывшем «Лесном санатории» доктора Йессена один за другим убрали с фасада элементы модерна, и вскоре бывшие дворцы «югендштиля» стали больше напоминать простые административные здания[389]. Декоративный бетон в 1957 году вытеснил башни, эркеры, бельведеры и деревянные веранды[390].

Интерьер тоже больше не напоминал о присутствии болезни и смерти[391]. В «Лесном санатории» комнату, где промывали плевательницы, заменили на кафе-фондю, ординаторскую для врачей — на подвальный бар. Операционные, лаборатории, рентгеновские кабинеты превратились в прачечные. Клинический белый цвет исчез под красками пастельных тонов.

Санаторий «Шатцальп» также стал отелем. Операционная стала бассейном, рентген-кабинет — курительным салоном. Санаторий доктора Турбана вовсе снесли и на его месте выстроили новую гостиницу.

За несколько лет Давос окончательно превратился в элегантный горнолыжный курорт. Модернизация прошла успешно. Но бывшая горная деревня навсегда утратила свое прежнее культурное и историческое значение.


16. На Волшебной горе

Болезнь Кати Манн не вызывала особых опасений. Сама Катя позже рассказывала в своих воспоминаниях «Мои ненаписанные мемуары», что в 1912 году у нее обнаружили небольшое повреждение легкого. Говорили о катаре верхушки легкого, даже подозревали закрытую форму туберкулеза, обращали внимание на «перепады температуры»[392].

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза