Чахоточный шик. История красоты, моды и недуга

Одним из первых примеров чахоточного поэта-романтика был Генри Керк Уайт (1785–1806), чьей визитной карточкой в большей степени была его болезнь, а не его поэзия. Уайт написал «Оду чахотке», и болезнь также занимала центральное место в некоторых его отрывках. Для Уайта чахотка была не только темой, но и целью, и молодой автор, казалось, увлекся этим состоянием еще до того, как испытал его. Уайт был ярым приверженцем евангелического христианства, а также осознавал необходимость оживления романтического мифа о чахоточном поэте. Таким образом, Уайт объединил свои евангелические представления с романтической идеологией, чтобы представить чахотку как свою идеальную «хорошую смерть». Он сконструировал нарратив болезни, который не только представлял опыт туберкулеза в привлекательном свете, но также напрямую связывал болезнь и поэтический дар. Lawlor С. Consumption and Literature. Р. 127–128.

252

Keats J. The Poetical Works and Other Writings of John Keats in Four Volumes / Ed. by Harry Buxton Foreman. Vol. III. London: Reeves & Turner, 1883. P. 374.

253

Shelley P. B. Adonais: An Elegy on the Death of John Keats. Pisa, 1821. P. 4. [Перевод приводится по изданию: Шелли П. Б. Избранные произведения. Стихотворения. Поэмы. Драмы. Философские этюды / Перевод В. Микушевича. Предисловие. Перевод К. Бальмонта. М.: Рипол Классик, 1998.]

254

Ibid. Р. 20. [Там же строфы 39–40.]

255

Shelley Р. В. Adonais / Ed. by William Michael Rossetti, a new edition revised with the assistance of Arthur Octavius Prickard. Oxford: Clarendon Press, 1903. P. 68.

256

Shelley. Adonais: An Elegy on the Death of John Keats. P. 3–4.

257

Nightingale F. Notes on Nursing: What it is, and What it is Not. London: Harrison, 1860. P. 204. Глава 5. Ангел смерти в домашнем кругу

258

Halttunen К. Confidence Men and Painted Women: A Study of Middle-Class Culture in America, 1830–1870. New Haven: Yale University Press, 1982. P. 60. Хотя книга Халтунен посвящена США, многое из нее применимо и к культуре среднего класса в В е л икобритании.

259

Lawlor С. Consumption and Literature. Р. 153.

260

Halttunen К. Confidence Men and Painted Women. P. xiv.

261

Ibid.

262

Lawlor and Suzuki. The Disease of the Self. P. 492.

263

Kaplan F. Sacred Tears: Sentimentality in Victorian Literature. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1987. P. 58.

264

Фундаментальной частью представления среднего класса об образцовой семье была религиозная вера. С феминизацией религии произошло повышение статуса добросердечия и нравственной чистоты — качеств, явно обозначаемых как женские черты. Хотя прескриптивная идеология «раздельных сфер» не всегда отражала реалии жизни большинства, эта риторика тем не менее пронизывала все аспекты жизни женщин из среднего класса в девятнадцатом веке. Женщины из высшего и среднего классов никогда не были полностью избавлены от влияния массовых идеалов, распространявшегося на весь социальный спектр и формировавшего представления об индивидуальной, а также социальной респектабельности. Женщины среднего класса изо всех сил пытались приспособить свои личные обстоятельства к идеализированной модели, которая определяла обязанности как мужчин, так и женщин в соответствии с религиозными принципами, служившими поддержанию порядка.

265

Женская роль формировалась как часть более широкого дискурса сексуальности, а идеологии сексуальности были важнейшим компонентом культурных войн, которые велись в Британии начиная с 1790-х годов, когда возникли два противодействующих движения. Регентство, отождествляемое с фигурой принца-регента и милитаризацией общества, вызванной затянувшейся войной с Францией, создало эру распутства, нашедшую выражение в очевидной вольности нравов, распространенной среди военных и дворян. Реакция на эти бесчинства выросла в среде респектабельных, имущих классов, многие представители которых стремились выработать новый императив буржуазной морали и, таким образом, начали развивать новую сексуальную и моральную искренность под эгидой евангелизма. Этот евангелизм потребовал изменения в сексуальных дебатах, сместив внимание, по утверждению Роя Портера, «с георгианских „удовольствий продолжения рода"» в направлении, которое подчеркивало публичный характер, гражданскую честность и «реидеализацию любви, ставящую ее выше чувственности или нравственного закона». The Facts of Life: The Creation of Sexual Knowledge in Britain, 1650–1950 / Ed. by R. Porter and L. Hall. New Haven: Yale University Press, 1995. P. 125–126.

266