Читаем Чао, Феликс Вивас полностью

Извинения, размазавшись Софии по лицу, сменились обвинениями в свою защиту. Под взглядом русской соколицы дядя с седыми усами утратил баланс между важностью и пузом и стал биться об углы входной автоматической двери со своим чемоданом, недовольно бормоча:

– Solo tedeschi sono peggi. Ma quei almeno sanno fare le maсchine normali…9

Между тем Герман, убрав руки в карманы, смотрел мокрыми глазами, как такси увозит от него женщину с обложки журнала. Но долгие проводы – лишние слёзы, и злой, готовый без повода нарваться на драку он развернулся обратно к отелю, где очень кстати жеребцы продолжали кадрить несчастную Софию:

– Ciao, bella, come stai? Dai con noi! Sul serio, scoparei anche questa!..10

София застряла на входе, как Пятачок в норе у Кролика, которую заткнул своим задом обожравшийся Винни. Сокрыться от сальных посягательств ей никак не позволяли два чемодана и один неуклюжий шовинист, а беспардонные "шуточки" терзали её интеллигентный слух, как ледяные градины терзают бабочкины крылья. Она так торопилась укрыться за стенами отеля, что мешала сама себе – и багаж раз за разом то на спинку валился, то на живот. На её удачу в ту пору сытую, в ту пору прекрасную ещё попадались на тропинках Европы туристы, которые и чемодан слабой девушке помогут поднять и на попа его поставят заботливой рукой. София хотела поблагодарить Германа, но не успела – он вручил ей свои часы. Наручные, дорогие – на сохранение. Ибо в следующий миг его карающая десница, сжатая в никогда ещё не сжимавшийся кулак, уже месила сдобное тесто похабных ломбардийских губёшек.

София в шоке округлила глаза, но шок тут же сменился девчачьим восторгом и поглотил её на целых пятнадцать секунд, пока не подкралась полицейская сирена. Тогда и участники рукобойного замеса тоже все встали, отряхнулись, поправили физиономии и обернулись в ту сторону, откуда она исходила.

Подъехав, машина с полицейскими остановилась, и сирена заглохла, хотя сигнальные огни продолжили работать. Они мигали – то синий, то красный – и так заворожили меня, что я едва не растворился в синем, так напомнившем мне о моём родном небе, заливающим всё пространство, которое только можно охватить глазом.

Драчунам были слышны звуки хлопающих дверей и голоса полицейских:

– Allora, cos' successo di bello?..11

А я уже слышал звук самолёта, пронёсшегося мимо меня три месяца спустя. В его полупустом салоне, в ряду из трёх кресел спала, укутанная пледом, одинокая София. Глаза её были прикрыты маской для сна, а губы улыбались. Улыбались так сладко, будто встречались с мечтой, окрасившей небо и облака в иллюминаторе цветом первых солнечных лучей…


Говорят, любовь даруется людям свыше. Я уточню – не любовь, а встреча. Встреча с твоим человеком – вот, что ниспослано судьбой. А любовь – это лишь возможный результат того, как ты распорядишься данным тебе шансом. Поэтому в вопросах личного счастья не стоит слишком уповать на силы небесные. Любовь – это то, что тебе всё равно придётся делать самому…


Три месяца после мордобоя квартира Германа была ещё в порядке. В относительном, конечно, в холостяцком, но всё же. Он устроился жить на высоком этаже, откуда большие окна в пол открывали вид на весь город. Шторы были раздвинуты, занавески отсутствовали как класс. На светло-серой стене зиял большой телевизионный прямоугольник, а напротив стояла двуспальная кровать, одна половина которой холодела пустая.

Из приоткрытого окна в комнату ворвался пронзительный, по-утреннему противный автомобильный гудок. На пустую подушку, ближнюю к окну, упала мужская рука – это хозяин. Герман тихо посапывал на своей половине в маске для сна, когда сигнал его потревожил. Он помычал, ощупал соседнюю подушку, стянул маску, проморгался, будто удивлённый тем, что место рядом с ним пустовало, но быстро успокоился и отвернулся к прикроватной тумбочке с электронными часами. На табло светилось – 04:33…


04:33, 04:34 – перещёлкнул минуты электронный циферблат на панели отечественного, но амбициозного автомобиля, рискнувшего принять участие в игровом рейде по городу "Ночной дозор". Пилотировал уже знакомый нам Миша, а помогал ему ровесник СЕВА, роль которого раскроется чуть позже. У Севы в руках дрожала, как лист на ветру, самодельная карта с пробитыми на ней ориентирами для промысла игровых баллов. Оба они были немного сбиты с толку и даже ошарашены – смотрели вперёд, за лобовое стекло, выпученными глазами.

– Ты это видел? – вышел из ступора Сева.

– А я думал, мне одному это показалось, – проглотил Миша сухую слюну. – Что это было-то?

– А чёрт его знает… Может, всё-таки показалось?

Миша переключил коробку передач. Экипаж тронулся. Поехали не быстро, внимательно и живо всматриваясь в городские объекты.

– Стоп! – воскликнул Сева. – Вот они!

– Кто?

– Сорок детей!

– Где?

– Да тормози, говорю! Выходим!

Вышли, но Миша всё никак не мог уловить суть:

– Где сорок детей? Где ты их увидел?

– Блин, да не тормози, говорю! Вон они, – Сева ткнул на знак ограничения скорости, – сорок! А вон, – указал он на знак "Осторожно, дети" под знаком "40", – дети!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза