Чародей

– Но ведь было еще что-то насчет святого? – сказала она.

– Где же это вы слышали про святого? – спросил Чарли шутливо, словно одергивая слишком впечатлительного ребенка.

– От мистера Рассела, у него небольшая типография недалеко от церкви.

– А, да, Рассел. Он одно время был церковным старостой. Весьма упорно держится своих мнений, насколько я помню. Так, значит, ему кажется, что он припоминает святого?

– Он его очень хорошо помнит. Это некий отец Хоббс, который скончался прямо в церкви. Во время службы. Рассел говорит, что отец Хоббс пользовался огромным уважением и даже любовью прихожан.

– Совершенно верно. Он был очень хороший человек.

– Но что касается святости. Ведь было какое-то чудо или что-то в этом роде?

– Я помню только глупые пересуды.

– Внезапное исцеление какой-то женщины?

– С истериками часто случаются внезапные чудесные исцеления. Доктор Халла подтвердит. Ни в храме, ни в прямой связи с храмом ничего подобного не происходило. И можете быть уверены: если бы что-нибудь чудесное в самом деле произошло, церковь непременно расследовала бы дело в строгом соответствии с установленной процедурой – как и должна, когда случается нечто сверхъестественное.

Ничего не происходило?! Я не верил своим ушам. На моих глазах переписывалась история. Чарли не мог не помнить свои проповеди и прославления святости Ниниана Хоббса. Не мог он полностью забыть и огромную глыбу мрамора, предназначенную для святилища и оплаченную в конечном итоге мной. А сборища на могиле отца Хоббса? А семидневное чудо исцеления Пруденс Визард? Несомненно, Чарли темнил. Может быть, он стыдился? Может быть, хотел стереть всякие воспоминания об ужасном конфликте с Алчином, который привел к его изгнанию? Что же он говорит теперь?

– Буря в стакане воды, – так он сейчас ответил Эсме с легким презрительным смешком.

Что касается Эсме, я решил, что она ему не поверила. У нее большой опыт общения с людьми, которые пытаются замазать неприятные факты в разговоре с прессой. Но Эсме была тактична. Она не стала превращать уютный ужин с гостями в интервью. Разговор перешел на менее щекотливые темы.

Этот первый за многие годы выход в свет словно оживил Чарли. У него порозовели щеки. В новом костюме и традиционном галстуке выпускников Колборна он держался, можно сказать, щеголевато. Одежда, которую я ему подобрал, была не в клерикальном стиле, и в облике мирянина Чарли стал почти элегантен. Массажи и ванны Кристофферсон пошли ему на пользу. Когда пришло время уходить, он мигом накинул плащ и метнулся вон из квартиры впереди нас с Макуэри, крикнув, что поймает нам такси.

Но когда мы вышли на улицу, его нигде не было видно. Мы поискали его, но мне пришлось возвращаться домой одному.

Подозрителен ли я по натуре? Воистину так. Это следствие моей развитой интуиции. Вернувшись домой, я сразу заглянул в ящик стола, где лежал еще один чек от Брокки, на полторы тысячи долларов. Я рассказал Брокки, что Чарли обиделся на чек, выписанный на мое имя, и новый чек Брокки выписал на самого Чарли. Я собирался попросить его сделать на чеке передаточную надпись, после чего я бы получил деньги и хранил у себя, выдавая Чарли понемногу. Итак, он оказался на свободе с полутора тысячами долларов. Я знал, что должно случиться.

И это случилось. Через два дня я позвонил в полицию и попросил поглядывать на предмет появления Чарли и вернуть его ко мне, когда он объявится. Прошло десять дней, и его привезли – в карете «скорой помощи», расхристанного, небритого и все еще в тисках колоссального запоя.

Чарли был завязавшим алкоголиком. Скромная доза, предписанная мной, держала его в стабильном состоянии, поддающемся лечению, но званый ужин и приятное женское общество оказались ему не по силам, и он сорвался – с большими деньгами и обострившейся тягой к спиртному, чтобы утолить всепоглощающую жажду. Полицейские доложили, что во хмелю он не буянил; не предлагал проставить выпивку всем посетителям баров, где оказывался; напротив, он обращался с деньгами рачительно, приберегая их для собственной услады. Он не лез в драку и не рыдал, а потому не привлекал особого внимания. Он неплохо держался на ногах, и бармены не догадывались, насколько он пьян. Он даже купил флакон витаминов и принимал их, уверенный, что они компенсируют отсутствие еды, на которую ему не хотелось тратиться. Хитроумный пьяница, он праздновал выход на свободу исключительно сам с собой, пока наконец не напугал бармена и посетителей, упав (с виду – вроде бы замертво) в очередном заведении. Но он не умер, хотя, осмотрев его, я понял, что ему осталось недолго.

За эти десять дней свободы он нанес массивный алкогольный удар по всему организму, у которого не было сил сопротивляться. И я сел ждать его смерти.

20