Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Иск Пикарда составил примерно 200 млн долларов, которые были изъяты со счетов семьи Мэдофф. Он также требовал возмещения неуточненного ущерба и отклонения любых заявок на помощь, которые семья могла подать в SIPC.

В то же время во всем мире против крупных хедж-фондов подавали иски их собственные инвесторы, хотя Пикард утверждал, что имеет преимущественное право на активы этих фондов. То же самое происходило и с «донорскими» фондами поменьше, разными мелкими фирмами по пенсионному консультированию и управлению частными инвестициями, против которых подавали иски по всей Америке, в Европе и на Карибских островах. Гора исков росла, обвинения всюду были одни и те же: «Вы знали (или вам следовало знать), что Мэдофф мошенник».

В этих исках упоминались «тревожные сигналы» Гарри Маркополоса и первые звоночки сомнения, о которых рассказали клиентам несколько бдительных банкиров и консультантов хедж-фондов. Они ссылались на статью 2001 года в журнале Barron’s, случайные ошибки в выписках по клиентским счетам, неправдоподобно единообразные доходы от инвестиций. Каким образом никто из искушенных в вопросах финансов не заподозрил аферы Мэдоффа на фоне всех этих сигналов?

Однако крайне сложно было провести разграничительную черту между теми, кому следовало заподозрить аферу Мэдоффа, и теми, от кого этого и нельзя было ожидать. На Уолл-стрит ходила горькая шутка, что дело Мэдоффа доказало: никаких «квалифицированных инвесторов» не существует. Даже люди финансово проницательные могли, глядя на сомнительные факты, делать ободряющие выводы, и даже тревожные выводы можно было объяснить небрежностью в документации или излишней скрытностью. Сами по себе эти факты не указывали автоматически на крупное мошенничество. Судя по всему, доверие к Берни Мэдоффу могло ослепить менеджера хедж-фонда так же легко, как пенсионерку – вдову лавочника.

Несомненно, были знаки, которые даже неквалифицированного инвестора могли заставить помедлить, прежде чем инвестировать в Мэдоффа. Веб-сайт фирмы не упоминал ни о предоставлении консультационных услуг, ни о хедж-фонде, ни о клиентских счетах. Годы шли, а выписки по клиентским счетам по старинке распечатывались на бумаге и рассылались обычной почтой, тогда как клиенты фондов Fidelity или Merrill Lynch могли следить за своими счетами онлайн. Некоторых Мэдофф предупреждал никому не рассказывать о том, что они его инвесторы. Бóльшую часть своей карьеры он не был зарегистрирован в Комиссии по ценным бумагам и биржам в качестве консультанта по инвестициям, и попечитель-управляющий, фидуциар, небольшого пенсионного фонда или инвестор индивидуального пенсионного плана непременно должен был обратить на это внимание. Правда, он выплачивал относительно скромный доход на инвестиции, примерно равный доходу взаимного фонда индекса S&P 500, но его результаты были куда менее волатильны и, следовательно, куда более гарантированны. Как такое возможно? Если Мэдофф намного стабильнее, чем индексный фонд, разве не должна его процентная ставка быть намного ниже?

Пока жертвы Мэдоффа требовали компенсации, вопрос о том, кому все это следовало бы знать, аккуратно поделил мир на две группы. Одна группа обращала внимание на положение Мэдоффа в финансовой отрасли, его многолетний успех в инвестициях, его очевидное богатство и его фальшивую, зато крайне убедительную документацию (объемные отчеты о состоянии клиентских счетов, имитация веб-страниц DTCC, фальшивые трейдинговые терминалы для фабрикации сделок) и спрашивала: «Да как его жертвы могли такое представить?» Другая группа обращала внимание на тревожные сигналы (аномалии, невероятный масштаб, неправдоподобное постоянство доходов, секретность, тревожные слухи на Уолл-стрит) и спрашивала: «Как его жертвы могли не знать всего этого?»

По правде говоря, ответ на вопрос «должны ли они были знать» зависит от того, кем были «они», каковы были «их» личные обстоятельства и насколько «они» доверяли Уолл-стрит, – словом, насколько «они» были доверчивы в жизни вообще. Мир желал единственного ответа. На самом деле ответов были тысячи, и все разные, и каждый из них был спорным, и последствия каждого можно было прогнозировать не иначе как чисто теоретически.

Спору нет, поймать Мэдоффа должна была Комиссия, и поймала бы, если бы не ее прискорбно неадекватные следственные навыки. Но правда и то, что все жертвы Мэдоффа со средним доходом должны были сами защитить себя от разорения, попросту придерживаясь таких знакомых и жестко регулируемых инвестиционных инструментов, как взаимные фонды или банковские депозитные сертификаты, и обходя стороной менее жестко регулируемый сегмент хедж-фондов, не говоря уже о вовсе не регулируемых фондах, подобных Avellino & Bienes с их голословными обещаниями.

Тем не менее все инвесторы, которые честны с самими собой, поймут, что жертвы Мэдоффа из менее искушенного среднего класса при выполнении домашнего задания в области финансов были, вероятно, не менее прилежны и не более легковерны в выборе инвестиций, чем большинство инвесторов в те галопирующие, головокружительные дни перед кризисом 2008 года. Столько людей пыталось в свободное время управлять своими пенсионными сбережениями, притом что они знали слишком мало, а дел у них было слишком много. Поэтому доверие и инстинкт им заменили мелкий шрифт в договоре и юридический жаргон, который, по мнению регуляторов, они обязаны были изучить. Одни доверились Vanguard и Citibank, а другие Мэдоффу, но все они действовали наудачу.

И именно это должно было бы тревожить всех гораздо больше, чем тревожило.