– Позволь угадаю – ботаническому? – спросил Кинри с хитринкой. Посетители уже разошлись, больше не отвлекая его покупками. Как видно, почтившие сегодня присутствием городские жители в основном отличались исключительным здоровьем.
– Хоть бы для приличия ошибся, – пожурил Алонсо, смеясь, и обратился к подробностям: – Представь себе, вчера прямо на Раскудрявой аллее обнаружил растение. Как снег сошел – там в избытке мелкой зелени проклюнулось, но он сразу на себя внимание мое обратил. Стебель еще невелик, с локоть, но уже показались листья с желтыми прожилками. Как я ни бился – так его и не опознал. Не то трава, не то куст, не то молодое деревце. Скажешь, в начале весны трудно малые растения сходу классифицировать, только я уверен, что такого не встречал, а уж опыт у меня имеется.
Мимолетом предрекая Кинри Благомировичу изыскать новое растение, Виола и не думала, что здесь ее прозорливость покажет себя с лучшей стороны. Строго говоря, экзотический побег был найден трактирщиком, но коль уж он явился за консультацией, почестями открывателя сможет и поделиться.
– Так что, друг мой, нуждаюсь в твоем остром глазе, – закончил гость.
Кинри привычно дернул очки, несколько компрометирующие остроту его глаза.
– Лестно, Алонсо, лестно и любопытно. Теперь уж темнеет не рано, так что вечером с Селеной мы выберемся на прогулку и рассмотрим твою диковинку, если ее ребятня еще обратно в землю не втоптала.
Селена застенчиво расправила юбку и улыбнулась, обрадованная, что от своих премудрых дел Кинри ее отстранять не пытается.
– Зачем! – горячо возразил гость. – Я уж ему пропасть бы не позволил. Выкопал тот же час и пересадил в горшок. Даже с собой принес, оберегая твою занятость. Вот он, на подоконнике дожидается, в тепле и безопасности.
Алонсо обернулся к одному из окон рядом с опустевшим входом и разом потерял красноречие. Избежавший травмы на людной аллее росточек прямо сейчас обретал свою кончину во мнившейся верхом надежности аптеке. Причем беда пришла откуда не ждали – самозабвенно чавкая, с растением расправлялся Тысячелистник Обыкновенный.
– Батюшки! – сгорая от стыда и недоумения, Кинри устремился отдирать кота от свежей зелени.
Тысячелистник оказал сопротивление, пытаясь завершить свое черное дело. Оставшаяся у стола четверка пораженно замерла, не узнавая в увертливом животном мудрого аптекарского наставника.
Бой шел с переменным успехом, и Алонсо метнулся вослед, подхватывая в руки большой цветочный горшок, покуда его обитатель еще сохранял вялые признаки жизни.
– Никогда его таким не видела, – пролепетала Селена так трагично, будто от века привычный уклад обращался на ее глазах в руины.
– Должно быть, весна разбередила в нем что-то кошачье, – медленно изрек Себастьян, наблюдая за борьбой.
Кинри все-таки удалось подхватить хвостатого соратника на руки, и тот, наконец, примирился с действительностью.
– Прости, Алонсо, – говорил бледный аптекарь. – Думаю, умей он говорить, он извинился бы пред тобой за свою неуклюжую вспышку. Я сам виноват: следовало раньше найти на заднем дворе пучок первой травки и принести ему в угощение. Природа свое берет.
Тысячелистник замер, но его тяга к зелени в хранимом Алонсо горшке была еще очевидна.
Кинри не стал говорить этого вслух, но нехорошая мысль пронзила его и заставила устрашится – возможно, Тысячелистник Обыкновенный просто стареет. Это было нелепо и больно сознавать. Кот был с ним, здесь, в этих стенах, с самого рождения, он совсем не менялся с годами, и догадка о его смертности даже не приходила в голову.
Селена разделила его печаль и тихо приблизилась.
– Господину Тысячелистнику лучше теперь поостыть наверху, – предписала она, аккуратно принимая белого кота. Протест последнего выражался лишь сварливым содроганием хвоста и уса.
Не будь Себастьян слегка контужен недавними похвалами и профессиональной гордостью, он бы заметил, что уносимый из помещения кот отчего-то не сводит взора именно с его скромной персоны. Имей юноша, вдобавок, селенину интуицию, он мог бы разобрать даже укоризну этих глаз, вызванную отнюдь не личною кошачьею обидой:
“Пришлые двуногие почти лишены слуха, но ты-то куда смотришь, маг-древесник?”
Светские визиты молодого мага
В Итирсисе: 19 апреля, среда
Слабостью Алессана было некоторое лицедейство. Во всем одаренный природой, он находил своим долгом и призванием подавать оное богатство в самом выгодном свете.
В апрельское утро высокая планка заставила его подбирать выходной туалет со тщанием и в конце концов сделать ставку на черное с серебром. Жестом истинного художника он сбросил статусные перстни, отверг и пудру для волос. Главной декорацией стала витая гарда фамильной шпаги, ее блеску скромно вторили пряжки на ботфортах и фибула короткого плаща.