Чаровница

Именно в этот момент я ощутила благодарность эльфийке, за то, что тогда она хотя бы попыталась остановить и не пустить на эту бойню. Вправду говорят, что война — это мужское дело, нечего женщине, той, которая дает жизнь, видеть, как эту самую жизнь отнимают. Мой бедный Леусетиус не отходил от меня, отказывался что-либо есть, и каждую ночь выл, оплакивая смерть сородича. И никто, ни единый человек ничего мне не сказал, не выразил своего недовольства. Они все понимали. Имрит выражал всю боль и скорбь, что не могут выразить эти суровые воины.

Тела же наших врагов свалили в кучу и подпалили, так же, как они выжгли цветущую равнину перед замком. Смрад стоял настолько невыносимый и удушливый, что многие из уцелевших, слегли только из-за того, что дышали этим воздухом. И теперь во всем замке слышан громкий кашель, который перемешивался со стонами раненых. Жуткое место, наполненное страданиями и смертью. Я не могла больше тут быть, с каждым мгновением, проведенным в этих каменных стенах, мне казалось, что еще немного без чистого и свежего воздуха, просто сойду с ума.

Поэтому, как только подул воздух с Мойтывых гор, разгоняя смрах и прогоняя тучи, моросившие мелким бесконечным дождем, я принялась уговаривать командира Иммора. Он долго сопротивлялся, кричал и обзывал «дурной девкой, вздумавшей, свои правила всем диктовать», затем согласился все же отпустить меня с сопровождением хорошо вооруженного отряда. Вот тут пришла моя очередь взбунтовать и доказывать, что я справлюсь самостоятельно. Если честно, то просто хотелось побыть в одиночестве. Да и людям, как и эльфам, нужен отдых после осады и битвы. Но командир уперся и ни в какую не хотел меня отпускать, даже при условии, что со мной будет имрит.

Зато сегодня, когда я вновь подошла, уже смирившись с сопровождающим отрядом, он посмотрел задумчивым взглядом мне за спину и нехотя кивнул. Облегченно выдохнув, обернулась и столкнулась со спокойным взглядом серых глаз.

Верховный Правитель Кадаган Решительный стоял с нескольких метрах от нас, с перевязанной рукой и смотрел прямо на меня. Просто смотрел, а его лицо ничего не выражало. По крайней мере для меня. Может и стоило его побагодарить за то, что разрешил, но слов не было. Поэтому, я лишь поглонилась ему. Просто склонила голову, глядя прямо на него, напряженно ожидая, что мужчина сделает.

К моему огромному удивлению, Кадаган, сложив знак Хранительницы, приложил правую руку сначала к груди, а затем ко лбу, и поклонился мне. Не просто как в знаке благодарности, а как равной. Я выдохнула, оказывается, что на какой-то миг даже задержала дыхание. Не характерно это было для него. Если я вполне ожидала извинений от Гаральда, то насчет Кадагана думала, что Правитель предпочтет избегать меня, даже беря во внимание письмо.

— Эматрион, — позвал меня Аувелесий, — Лаэви готова.

Я отвлеклась на подошедшего ко мне эльфа, а, когда повернулась к тому месту, где стоял Правитель, то его там уже не было. Усмехнулась, — ему все же не хватило духу, чтобы подойти и поговорить. Ну и пусть, так будет лучше. Без выяснения отношений, взаимных упреков и никому не нужных объяснений. Я вздохнула, пытаясь не думать больше об этом и проглотить комок, застрявший в горле. Как бы ни было обидно, надо продолжать двигаться вперед.

— Ты точно не хочешь, чтобы я с тобой прогулялся? — обеспокоенным голосом спросил Аувелесий, заметив мое удрученное состояние.

Я лишь отрицательно покачала головой, стараясь гордо держать голову, и задавить желание поплакаться эльфу. Он и Леусетиус — единственне, кого я могу с увереннотью назвать друзьями. Но сейчас ему итак хватает проблем, кроме замученной и обиженной меня.

— Пойми, сейчас война, а ты собираешься на прогулку. Это более, чем глупо.

— Аувелесий, — повернулась к другу, — разветчики проверили все, никаких врагов рядом нет. Тем более, что со мной будет Леусетиус. Волноваться нечего.

— И что ты сможешь сделать, если на тебя все-таки кто-нибудь наподет? У тебя даже сил нет! — эльф порывисто схватил меня за плечи. — Возьми хотя бы Мертвеца.

— Нет, — устало ответила, освобождаясь от его рук. — Я не вправе распоряжать Мертвецом. То, что он считал долгом за спасение Лучика, уплачено.

— Что же с тобой происходит? Ты так изменилась…

— Не беспокойся, — улыбнулась Аувелесию и похлопала по его плечу. — Со мной все будет в порядке, просто есть моменты, когда хочется побыть в одиночестве.

Он ничего не ответил, лишь молча смотрел мне в след. Я спиной чувствовала его тяжелый обеспокоенный взгляд, но все продолжала идти к бежевой лошади, которую держал за уздечку мальчишка с рваной раной через всю щеку.

— Ты бы лучше отдыхал, а не на конюшне работал, — улыбнулась ему, заметив, как расширились его глаза от удивления.

— Я уже отдохнул, госпожа чаровница, — поклонлся он мне, — теперь хочу помогать по мере своих сил.

Осталбенев на миг от такого обращения к себе, попыталась выдавить улыбку и, поклонившись мальчику, поблагодарила его: