Чарующий апрель

Миссис Уилкинс, конечно, тоже заметила малоприятную особенность поведения миссис Фишер, но в ее хаотичном мозгу родилось сравнение с кукушкой. Если бы она пребывала в том же психологическом состоянии, как во время их первой встречи с пожилой дамой, то, несомненно, пустилась бы в бессвязные и непоследовательные рассуждения о кукушках, однако ощущение счастья уничтожило и нервозность, и зажатость. Она испытывала безмятежное спокойствие, могла контролировать собственную речь и не произносить ужасных слов, которые лились из нее как из рога изобилия, держалась вполне свободно и абсолютно естественно. Вызванное невозможностью оказать гостеприимство разочарование мгновенно испарилось, потому что трудно оставаться разочарованной в раю. Ее даже не раздражали властные, хозяйские манеры миссис Фишер. Какая разница? В раю все замечательно, так зачем же возражать? Подруги просто заняли места по обе стороны от самозванки, хотя в другое время и в другом месте эта ситуация не осталась бы без внимания. Солнце уже высоко поднялось над заливом и теперь с любопытством заглядывало в два обращенных на восток окна. Комнату наполнял яркий свет, а в распахнутую дверь вплывал чудный аромат множества цветов. Особенно восхищали пышные фрезии.

Нежный аромат этих растений беспрепятственно проник в столовую и встревожил истосковавшееся обоняние миссис Уилкинс. В Лондоне фрезии оставались недоступными. Изредка она заходила в магазин и спрашивала, сколько они стоят – просто для того, чтобы взять букет в руку и вдохнуть аромат, – прекрасно зная, что цена неприемлема: целый шиллинг за три стебелька. А здесь фрезии росли повсюду, выглядывали из каждого уголка и щедрым ковром покрывали клумбы. Подумать только: при желании ничто не мешало собрать огромный букет и поставить в комнату, которую заливало солнце. И можно было сидеть в легком белом платье, и волшебный апрель проживал свой первый день!

– Полагаю, вы сознаете, что мы находимся в раю, не так ли? – обратилась Лотти к миссис Фишер с той фамильярностью, с какой, наверное, на небесах один ангел разговаривает с другим.

Они намного моложе, чем ей показалось в Лондоне, подумала миссис Фишер, и не так уж малопривлекательны. Пропустив мимо ушей очередное неуместное высказывание миссис Уилкинс, она вспомнила, как во время встречи на «террасе» подруги решительно отказались представить или принять рекомендации.

Разумеется, ничто не могло ее огорчить, никакие человеческие поступки: она давно и основательно укоренилась в респектабельности, за ее спиной нерушимой стеной стояли три великих имени, которые она представила, и они отнюдь не были единственными, к кому можно было бы обратиться за поддержкой и свидетельством. Даже если бы эти молодые дамы – не существовало серьезных оснований верить, что третья (та, что гуляла в саду) действительно была леди Кэролайн Дестер, ей просто сказали, что это так, – на поверку оказались теми, кого Браунинг имел обыкновение называть (как ясно она помнила его забавную и оригинальную манеру выражаться!) ночными бабочками, то разве это могло каким-то образом помешать? Пусть порхают по ночам, если им нравится. Шестьдесят пять лет жизни просто так не проходят. В любом случае через месяц отдых закончится, и больше она никого из них не увидит. А пока здесь, в замке, есть множество мест, где можно посидеть спокойно вдали от них и предаться воспоминаниям. К тому же миссис Фишер обладала собственной гостиной: чудесной комнатой с мебелью медового цвета, с окнами на море, в сторону Генуи, и с дверью на крепостную стену. Замок располагал двумя гостиными, так что пришлось объяснить леди Кэролайн – действительно очаровательному созданию, кем бы она ни была на самом деле; Теннисон с удовольствием пригласил бы ее на прогулку по холмам, – которая явно намеревалась завладеть медовой гостиной, что из-за своей трости она нуждается в небольшом личном пространстве.

– Вряд ли кому-то захочется видеть слоняющуюся повсюду старуху, – сказала миссис Фишер. – А так я с удовольствием буду проводить время в одиночестве или в комнате, или на этой удобной крепостной стене.