Чарующий апрель

До этого леди Кэролайн смотрела только на миссис Арбутнот, но сейчас перевела взгляд на вторую компаньонку, так же дурно одетую. В тот ненастный день в странном дамском клубе на Шафтсбери-авеню миссис Уилкинс произвела на нее впечатление не вполне адекватной особы, потому что все время говорила, несвязно и невпопад. Бедняжка даже не смогла нормально попрощаться: словно в агонии, покраснела и едва не лишилась чувств, – поэтому сейчас леди Кэролайн крайне удивилась, особенно после того, как, глядя на нее с нескрываемым глубоким восхищением, миссис Уилкинс с убежденностью проговорила:

– Не думала, что вы так красивы.

Леди Кэролайн с интересом взглянула на нее. Обычно подобные слова не говорили едва знакомым людям в первую минуту беседы, да еще так безыскусно и прямо. Давно привыкнув к комплиментам – если слышишь их постоянно, трудно не привыкнуть за двадцать восемь лет, – она удивилась как не замутненной завистью откровенности высказывания, так и искреннему восхищению со стороны женщины, и вежливо поблагодарила:

– Вы очень любезны.

– Да, вы великолепны, – горячо повторила миссис Уилкинс. – Совершенно, абсолютно прелестны.

– Надеюсь, – обходительно добавила миссис Арбутнот, – вы в полной мере пользуетесь собственным преимуществом.

Леди Кэролайн снова перевела взгляд на темноволосую темноглазую доброжелательницу и серьезно ответила:

– О да, извлекаю всю возможную пользу, причем делаю это постоянно, сколько себя помню.

– Потому что, – продолжила миссис Арбутнот с улыбкой и, словно предупреждая, подняла палец, – красота быстро проходит.

Леди Кэролайн испугалась, что судьба свела ее с весьма оригинальными особами, а если так, то месяц отдыха превратится в мучение. Ничто не утомляло ее столь же безысходно, как уверенные в своей непогрешимой правоте: независимо от того, хотят ли их слушать, они начинали произносить свои бредовые речи. Мало приятного, если эта дамочка станет преследовать ее, чтобы лишний раз выразить восхищение красотой. От этого месяца леди Кэролайн ждала полного освобождения от всего, что окружало прежде, хотела полного контраста. Восхищение и преследование не входили в ее планы. А что касается компаньонок, то оказаться запертой вместе с парочкой весьма странных особ на вершине крутого холма, в средневековом замке, специально построенном таким образом, чтобы лишний раз не войти и не выйти, вряд ли будет очень приятно. Может, не стоит держаться с ними столь дружелюбно? Зимой, в клубе, эти существа вели себя так робко, даже испуганно – имен их она не запомнила, – что легкая, теплая манера общения показалась вполне допустимой и безопасной, а здесь они словно выползли из своих раковин, причем сразу: ни у одной, ни у другой не осталось даже тени робости. Если перемена произошла настолько быстро, при первой же встрече, то надо немедленно возвести надежную преграду, иначе скоро обе начнут нарушать границы личного пространства, и тогда придется проститься с мечтой о тридцати безмятежных тихих днях, о долгом спокойном лежании на солнышке, о возможности пригладить перышки без докучливых разговоров, ухаживаний, претензий и выяснения отношений, придется забыть о намерении наконец-то расстаться с усталостью – глубокой меланхолической усталостью от чрезмерности жизни.

А ведь существовала еще и миссис Фишер. Ее тоже следовало держать в узде. Леди Кэролайн Дестер прибыла в Сан-Сальваторе на пару дней раньше назначенного срока по двум причинам: во-первых, чтобы занять лучшую комнату или, если получится, даже не одну, – а во-вторых, чтобы не ехать вместе с некой миссис Фишер, совершенно незнакомой особой. Леди Кэролайн искренне не понимала, с какой стати должна общаться с четвертой компаньонкой: хватит и этих двух.

Сама же миссис Фишер, к сожалению, руководствовалась теми же соображениями, поэтому случилось так, что они с леди Кэролайн выехали одновременно. Неприятное подозрение посетило стремившихся к уединению дам уже в Кале, в Париже обе всерьез испугались; в Модене поняли, что случилось непоправимое, в Меццаго сделали вид, что не имеют друг к другу ни малейшего отношения и отправились в Кастаньедо в разных экипажах, хотя всю дорогу нос второй лошади едва ли не касался крупа первой, но когда дорога привела к церкви, ступеням и всему прочему, дальнейшее притворство оказалось невозможным. Перед лицом неожиданного и непростого окончания путешествия не осталось ничего иного, кроме как познакомиться и объединиться.