— Женюсь на одной тут… Ребенка ждет, — окончательно смирился с участью Решад. — И уеду. Давно собирался, с рукой еще проваландался, сейчас здоров. Если поспособствуешь по старой памяти подальше оказаться, буду рад. Пора и Кащею долг вернуть. Наша нора еще жива?
— Жива. М-да, дела… Костя тоже за Ириской ухаживает?
Молчаливый кивок собеседника был ответом.
— И тебя отпускать не хочу, но кнопка моя дороже, прости старика. Может, это будет правильно, расстояние успокоит. Сделаю, что в моих силах.
— Закрыли тему, командир.
Мужчины помолчали немного, отступая от неприятного разговора.
— Ты всех нашел?
— Да, последнего, который Малику и детей…, - голос дрогнул, но Бахтияр договорил, — расстрелял, в шестнадцатом году в Анкаре выловил. И твоих двух оставшихся нашел, Салих помог, он добро помнит.
Оба невольно посмотрели на часы Решада, вспоминая беспокойную ночь, и распластанного у медпункта безутешного отца, принесшего маленького сына на руках к врагам, к русским, как к единственному спасению.
Под утро, после ободряющих новостей, тот судорожно совал доктору толстые пачки денег с изображением президентов, небрежно перевязанные аптечной резинкой, а когда понял, что не возьмет награду гордый гяур, сорвал с запястья дорогие часы, с поклоном протянул молоденькому хирургу.
Часы доктор принял, поклонился в ответ. И на его шее, в вырезе расстегнутой не по уставу рубашке, чуть выше жетона, Салих с удивлением увидел на цепочке серебряный крохотный полумесяц со звездой вместо православного креста. Усмехнулся, вспомнив, что командир части — кавказец, горец, а православный.
Обнял единоверца, долго выспрашивал о житье-бытье, не зная, что этим подставил парня по удар, что свои же слышат их разговор. Забирая ребенка через две недели, о чем-то долго шептался с Бахтияром, незаметно передав деньги для доктора, и растворился со своими головорезами на одному ему известных горных тропах.
— Благодарю, — Решад склонил голову перед командиром.
— Давай, за мою семью, за мальчишек наших.
Мужчины встали, подняли рюмки, помолчали, отдавая дань ушедшим, выпили:
— Земля пухом…
— Июль-
(24 июля, вторник, +26)
— Кать, мы с Наткой так удачно съездили! — врываясь в библиотеку, обрадовала приятельницу Ира, но осеклась, увидев посетительницу. — Я попозже зайду.
— М-да, стучаться вас не научили, это я помню, — повернулась навстречу шумовой гранате дама.
— А, да, — Ира вернулась к двери, громко стукнула костяшками по дереву. — Сегодня вы, слава Богам, не в неглиже, как привыкли.
— А вы нахалка, девица, — поморщилась Лара, отметив про себя, как легко эта шпала рыжая употребила в речи выражение Решада. — Константину Николаевичу не так повезло, как он думает.
— Да хуже, чем вы можете себе представить, — холодно улыбнулась Ирина. — Кать, я подожду тебя на дворе. Всего наилучшего, мадам.
Вот ведь, носит черт эту дамочку в леопардовом принте там, где меньше всего можно ее ожидать. Ничего, время есть, пока сгрузить на крыльцо новые книги. Славик сегодня работает в гараже у Марса, расстроился, когда ему позвонила, что не сможет помочь.
Ира открыла багажник, принялась носить связки книг на крыльцо. Потянулась на заднем сиденье за последней, дальней стопкой, развернулась вместе с ней, и едва не столкнулась с настырной «леопердицей», как назвала про себя эту даму.
— Что еще? — было очень неуютно под изучающим взглядом леопердицы, но и пройти, не задев ее, было проблематично.
— Вас зовут Ирина.
— Зовут. И что? — дама с дивана раздражала все больше.
— Я — Лара. Вы в соседях Решада Маратовича, так?
— Так. Но какое отношение я имею к вашему Решаду Маратовичу?
— Я надеюсь, что никакого.
— Уверяю вас, меньше всего я б хотела видеть этого соседа, но приходится иногда. У вас все?
— Нет, — голос дамы стал вдруг тихим. — Ирина, я вас прошу передать пару слов Решаду… — запнулась Лара. — Маратовичу. Пожалуйста. У Веры ребенок не от него по срокам. Ее беременности два месяца. Третий пошел, я точно знаю. Поэтому жениться на ней не обязательно. По крайней мере — ему.
— А почему вы сами не скажете? Вон больница, он, наверняка, там, дорогу к кабинету знаете, там и огорчите несостоявшегося отца.
— Он меня не услышит. Не поверит. Вам — поверит.
— Как-то у вас все через… забор. Скандалы, интриги, расследования, — горько усмехнулась Ира, пожала плечами. — Я сплетни не собираю.
— Как хотите. Я сказала, воля ваша его голову в петле оставить, — рассердившись на несговорчивую собеседницу, Лара пошла к своему автомобилю. Ей стало легче на душе, и пусть теперь у рыжей голова болит.
А Ира опустилась на крыльцо школы, растерянно провожая взглядом машину леопердицы.