Час ноль

И еще на двоих присутствующих оказала свое умиротворяющее действие музыка. Когда ножной протез господина Эмса слегка заскрипел и все повернули головы в его сторону, они увидели удивительную картину: супруги Эмс держали друг друга за руки. Если не считать пакета, то это было, возможно, самое значительное событие вечера. Ибо, к сожалению, ни для кого не было секретом, что отношения между супругами были далеко не безоблачными. По возвращении нотариуса Эмса из плена, к глубокому прискорбию окружающих, обнаружились и получили всеобщую известность такие факты, которые даже самых доброжелательных их друзей заставляли уповать разве что на целительное действие времени. Ибо, как известно, не только разлука, но и возвращение может стать серьезным испытанием. И тогда мужчины, не дрогнувшие на поле боя, принесшие на алтарь отечества если не жизнь, то, во всяком случае, ногу, вправе были спросить себя: и это благодарность? И ликовала ли та, которую он любил наравне с отечеством, когда он на своем протезе подошел к порогу собственного дома? Разумеется, она была изумлена, та, которую он любил наравне с отечеством. Но была ли она радостно изумлена? Кинулась ли она к нему, когда ее любимый, ее замечательный герой подошел к порогу, пусть даже и лишенный чего-то весьма существенного, с искусственной ногой? Быть может, она не бросилась ему на шею, соблюдая осторожность из-за протеза, который тихо поскрипывал? Но затрепетало ли по крайней мере ее сердце? Или она вдруг ощутила его в своей роскошной груди холодным камнем?

Но как бы там ни было, герой счастливо вернулся домой, и уж совсем прекрасно было наконец-то очутиться в собственных четырех стенах, мерить их, расхаживая вдоль и поперек комнат. К сожалению, протез не был должным образом пригнан. Но как приятно было еще раз увидеть пережитое внутренним оком: великое и досадное, славу героических деяний павших и своих собственных. Протез сидел и в самом деле плохо. Возможно, у супруги действительно были слегка расстроены нервы, тем не менее она все еще охотно слушала его рассказы о боевых схватках. Но вот только, чем чаще жена смотрела на протез, который по-прежнему немного скрипел, тем меньше оставалось воодушевления в его фронтовых рассказах, так что невольно закрадывалась мысль, нет ли чего-то более существенного в жизни, ибо спрашиваешь себя, если уж скрип протеза действует женщине на нервы, то, значит, все что угодно может вывести ее из себя. И тогда задаешься вопросом, во имя чего все это. Тогда задаешься вопросом, что же произошло в твое отсутствие, если уж скрипа протеза достаточно, чтобы женщина вдруг влезла на подоконник. Чтобы она вдруг начала истошно вопить. Истошно вопить что-то о скрипящем протезе и о том, что она выпрыгнет сейчас из окна.

Она вопит и впрямь прыгает.

— Вы, наверное, ушиблись, фрау Эмс, — воскликнул подбежавший вахмистр Вайс.

— Перелом ключицы, фрау Эмс, — сказал доктор Вайден. — Вот, собственно, и все.

Но это было не все. По этому случаю у супруги господина Эмса приключился выкидыш. А уж по этому случаю нотариус Эмс наткнулся на тот самый ящик в ее шкафу. В нем лежали его письма с фронта. Нераспечатанные.

Так что с полным правом можно было говорить о событии знаменательном, когда под умиротворяющим воздействием музыки рука фрау Эмс сплелась с рукой мужа. Да, это было событие. Больше того, это было чудо.

Только патер Окс сидел и клевал носом. Патер Окс к музыке относился вполне разумно. Музыка была для него связана с работой.

Первую часть они сыграли сносно. Вторую даже лучше, поскольку она была медленной. Третью, которую репетировали меньше всего, следовало играть con spirito[42], однако, не чувствуя себя достаточно уверенно, Мундт начал ее слишком стремительно. Флориан попытался притормозить этот темп, однако директор Мундт решительно навязал его остальным. С грохотом вырулили они на конечную прямую.

— Здесь же дело совсем не в том, кто закончит первым! — воскликнул Флориан.

Теперь уже всем было ясно, что они приближаются к финалу. Слушатели заулыбались. Наконец директор Мундт закончил свою партию.

Хаупт и Флориан продолжали еще какое-то время играть, но вот закончили и они.

Раздались аплодисменты. Слушатели аплодировали от всего сердца. Фрау Эмс погладила Флориана по голове, но тот упрямо отстранился.

— А вы? — спросил лейтенант Уорберг, обращаясь к Хассо. — Как вам поправилась музыка? И почему вы не аплодируете? — И обратился уже к хозяину: — Ты есть играть wonderful[43]. Молодец. — Он осторожно похлопал Мундта по плечу. — Ах да, чуть не забыл.

И тут наконец свершилось. Лейтенант Уорберг открыл пакет.

— Вот она, демократия, — взволнованно прошептал директор Мундт.

Вернер Хаупт сидел вконец уничтоженный.

Для всех остальных, однако, это был чрезвычайно удавшийся вечер, и вот уже за роялем сидит нотариус Эмс.

— Мы жизнь себе испортить не дадим. Хайдевицка, мой капитан.