Час новгородской славы

— Слышь, Гриша, чего это они там расшумелись? Сбегал бы, посмотрел? Заодно голову проветришь.

Отрок недолго отсутствовал. Вернулся… в компании португальского дворянина Жоакина Марейры!

— Жоакин!!! Вот так встреча! Какими судьбами?! Блин, как же это по-латыни?

— Сик транзит глория мунди, — улыбнулся в бороду Жоакин. — Так проходит слава земная. Это я о сокровище.

— Ты его вывез наконец?

— Вывезли. Но без меня. Полагаю, некий хорошо известный тебе Касым…

— Не переживай, Жоакин! Думаешь, зря я так настойчиво приглашал тебя в Новгород? На Ладоге заложим верфь. Будем строить когги.

— Когги? — Жоакин Марейра презрительно хмыкнул. — Каравеллы! Только каравеллы, друг мой!

— Хорошо, каравеллы! Ты как здесь? Через Швецию или Литву?

— Через Литву. Ехал с купеческим обозом. Я ведь разорен — интриги конкурентов! Моя верфь в Порто описана и продана за долги. Работники разбежались. Долговая тюрьма неминуемо ждала и меня. Оставалась еще надежда на сокровище, но… На острове Святого Бернара я обнаружил только опустевший колодец. Нечем было даже расплатиться с капитаном судна, что я нанял. Хорошо, тот удовлетворился авансом и подкинул меня до Брюгге. Я продал все драгоценности, что были при мне, — перстни, цепочку, даже ножны. Вот, наконец, добрался. Скажу вам, сеньоры, это был нелегкий путь, очень нелегкий. Особенно в Литве и псковских землях. Несколько раз на нас нападали разбойники. О, сколько раз я вспоминал о твоей аркебузе!.. Кстати, она еще цела?

— Цела, цела.

Олег Иваныч недавно передал достопамятную аркебузу Панфилу Селивантову. Тот весьма заинтересовался и теперь налаживал производство по образцу подсмотренных в Швеции мануфактур. Мануфактуры пооткрывали многие купцы, не только Панфил. Да и некоторые бояре вкладывали денежки — выгодно. Одним из первых был недавний тысяцкий — ушлый боярин Симеон Яковлевич. Начал вдруг производить паруса и канаты. Ну, Бог ему в помощь.

— А не выпить ли нам? За встречу?

— Дык!

Исходили лаем на бывшей усадьбе Ставра злющие цепные псы, еще прежнего хозяина помнящие. Видно, кто-то под вечер прохаживался вдоль по Пробойной, к мостику через Федоровский ручей.

А чего не прохаживаться? Место бойкое. Кому на Плотницкий конец надо — уж никак мостика не минует. Хоть и смеркалось уже. Да темнота многим не указ! Находились «питухи», тащились через полгорода в корчму Явдохи, где подавали самое крепкое в Новгородской земле пойло — перевар-«зелье», что на Москве водочкой прозывался.

Вот ради этакого питья и шли к Явдохе на Загородцкую — черт-те куда, к городской стене, перлись на ночь глядя. Раньше, года три назад, была у Явдохи еще одна корчма — на улице Буяна, что почти у самого Торга. Выгодное местечко! Да съели конкуренты, выдали налоговой службе. К тому же специальным указом Совет Господ запретил торговать переваром в людных местах — только лишь на дальних окраинах. Пришлось срочно убираться с Буяна на Загородцкую, благо, там торговлишка процветала.

Вспомнив про Явдоху — давненько не было вестей, дня четыре уже — козлобородый Митря вышел из нужника, аккуратно прикрыв дверь. Вдохнул морозный воздух, постоял, прислушиваясь. И что там собаки разлаялись? Может, шильник какой через ограду пролезть хочет? Нет. Бона, уже и стучится кто-то. А Решет — пес агромаднейший — вместо того чтоб лаять и рычать пуще прежнего, вдруг хвостом завилял-запрыгал. Знать, из своих кто-то вернулся. Максюте бы пора, косоротому, что две недели назад к Аттамиру-мирзе на встречу уехал.

Аттамир-мирза — доверенное лицо самого Аксай-бека. С ним, с Аттамиром, Митря еще в Орде сошелся. Купец знатный! Один из главных поставщиков девочек в татарские гаремы. Столковались быстро. И вот уже третий год вели совместный обоюдовыгодный бизнес.

— Эй, робяты! — крикнул Митря стражникам. — Что, пооглохли все?!

Стражники бросились открывать. На усталой, прядающей ушами кобыле во двор въехал Максюта. Осклабился, поклонился Митре:

— Аттамир-мирза сказал, не нужны ему парни. Только девку возьмет.

Девку так девку. Однако сговорены-то они оба! Значит…

— Максюта! Михалицкий монастырь знаешь?

— Знамо дело.

— Завтра поедете с Фролом. Заберете обоих, парня и девку. Девку — к Аттамиру. Парня по дороге порешите. Смотрите только, не перепутайте!

— Да что ты, дядечка Митрий! Нешто можно?!

— Сполняйте.

С утра затянуло весь Новгород густым туманом. Таким, что и солнце почти не разглядеть. Олег Иваныч уже думал: весь день простоит туманище. Ан нет, распогодилось. Посветлело, заголубело. Перекликаясь, звонили колокола — рядом, на Торгу, в церкви Иоанна на Опоках, в церкви Успения, в храме Параскевы Пятницы, в Никольском соборе. С другой стороны Волхова с ними басовито перекликались колокола Софийского собора и — чуть пожиже — звонили в церкви Бориса и Глеба.

Олег Иваныч пустил коня рысью. Торопился на встречу с владыкой Феофилом.

Проезжая Волховский мост, невольно залюбовался городом, проявляющимся из тающей туманной дымки. Серебром и золотом сверкали купола, стены сияли сахарной белизной. А вдоль стен, на вымолах у замерзшего Волхова, разноцветной полосой тянулись шатры торговцев.