Час ведьмы

Мальчик ударил по руке сестру, отчего та взвизгнула, а Мэри, в свою очередь, шлепнула мальчика по заднему месту.

— Ты уже большой, чтобы бить ее, — отчитала она его.

— Сара сказала…

— Мне все равно, что сказала Сара. Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что нельзя бить сестру и бросать камни в этого человека.

— Это была простая галька, — возразил Эдвард, как будто это в корне меняло дело. Он потряс головой, изо всех сил пытаясь сдержать слезы, но ничего не вышло. В следующую секунду он уже плакал, и сестра всхлипывала вместе с ним. Зеваки, бродившие по улице или выглядывавшие из своих умирающих, истаивающих на осеннем ветру садов, отвернулись от квакера — который уже все равно прошел мимо, сзади его кровоточащая, искромсанная кнутом спина напоминала костюм арлекина — и обратили внимание на плачущих детей.

— Думаю, вам пора домой, — сказала Мэри. — Я вас провожу.

Не успела она развернуться и повести детей к дому Хаулендов, как дверь позади нее открылась, и оттуда вышел сквайр Уиллард. Айзек Уиллард — мужчина в летах, но при этом подтянутый, вдовец, которого регулярно можно было встретить прогуливающимся с тросточкой по перешейку, от собственной мельницы в Норт-Энде до Роксберри.

— Мне в ту сторону, Мэри, — сообщил он, и его голос прозвучал рассерженно. — Я отведу их домой.

— Благодарю вас, — ответила она, удивившись злым ноткам в его голосе. Она сомневалась, что этому человеку не понравился бы вид наказываемого квакера. Скорее, наоборот, подобная процедура наверняка снискала бы его сердечное одобрение.

— Не за что, — ответил он. — Идемте, дети.

И затем, когда они прошли буквально несколько шагов, он остановился и обернулся к Мэри.

— Мэри, тебе не следует учить детей неуважению к магистратам.

— Я не делала ничего подобного.

— Я стоял у окна и слышал, что ты сказала, и видел, как ты ударила юного Эдварда. А теперь…

— Не думаю, что «ударила» — подходящее слово.

— Я согласен, что плети предпочтительнее вечного проклятия, но еще лучше — прислушиваться к доводам рассудка.

Она хотела поспорить с ним и отстоять правоту своего поступка, но была уверена: в этом случае все донесут Томасу. Поэтому она потупила глаза и извинилась, а когда подняла взгляд, мальчик смотрел на нее с ухмылкой, и его лицо очень напоминало злобную гримасу, вырезанную на рейнской глиняной миске — в такой Мэри иногда подавала похлебку.

Еще не все анютины глазки отцвели на обочине дороги и у крыльца дома, и Мэри остановилась, чтобы сорвать их. То, как Айзек Уиллард только что ее отчитал, сильно ее взволновало, и она не могла заставить себя сразу же вернуться к прерванному шитью.

— Мне готовить ужин? — спросила Кэтрин. Служанка по-прежнему стояла в дверях.

— Да, было бы замечательно. Я через минуту буду.

Девушка ушла в кладовку за яйцами, а Мэри продолжила обрывать цветы, но вдруг заметила, как что-то металлическое блеснуло среди туго переплетенных зеленых побегов. Она протянула руку и вытащила маленькую вилку, похожую на те, что, по словам матери, входят в моду в Англии. И хотя это явно один из тех приборов, которые мать приносила на прошлой неделе, было очевидно, что он оказался тут неслучайно: вилка воткнута зубьями в землю так, что на поверхности осталось меньше дюйма. По наитию Мэри поводила рукой среди цветов с другой стороны крыльца. И, конечно же, там оказалась вторая вилка, воткнутая в землю вертикально, точно столб, параллельно первой. Точно так же над поверхностью выступала только малая часть основания.

Она вытащила второй предмет из земли и сравнила с первым. Существуют мириады способов отвадить Дьявола, как и аналогично есть бесчисленные методы призвать его в чью-либо жизнь. Боялась, что это именно ритуал призыва, тем более что все знают: трезубая вилка — инструмент Дьявола. И пара таких вилок в земле уж точно его не отпугнет.

Она счистила грязь с вилок, положила их в карман фартука и направилась в заднюю часть дома, где Кэтрин уже набрала плетеную корзину яиц. Мэри обошла куриц и нагнала служанку в дверях.

— Я нашла кое-что среди цветов в саду, — сообщила она.

— Правда?

— И, по-моему, это оставили там с дурными намерениями, — продолжила она, наблюдая за реакцией служанки. Когда таковой не последовало — по крайней мере, не обнаружилось ничего, что могло бы выдать ее причастность, — Мэри вытащила вилки из фартука, словно уличный фокусник, которых она часто наблюдала из окна кареты в пору жизни в Лондоне.

— Вот эти, — сказала она, — были воткнуты зубьями вниз у нашей двери.

— Зубьями вниз, говорите?

— Да.

Теперь Кэтрин раскрыла глаза чуть шире, в них мелькнула тревога. Она осмотрела вилки.

— Но зачем?

Мэри пожала плечами.

— Тебе ничего об этом не известно?

— Конечно, нет!

— Ты не закапывала их в землю, точно семена, и не видела никого, кто занимался бы чем-то подобным?

— Будь иначе, я бы вам сказала.

Мэри кивнула, не зная, насколько искренне это негодование, но решила, что Кэтрин заслуживает презумпции невиновности. Однако напряжение по-прежнему висело в воздухе.