Час ведьмы

Во сне (если это был сон) она видела маленькую девочку, не старше шести лет, одетую в сорочку небесного цвета, она ела малину из небесно-голубой миски. Волосы у девочки были золотистые, завязанные в хвост розовой шелковой лентой, они падали ей на спину, а глаза у нее были такие зеленые, что Мэри сразу подумала о кошке. На ногах у нее были изящные домашние туфельки, Мэри сама носила такие в детстве: друг отца привез их из Бомбея. Однако девочка говорила не как ребенок, а как взрослый человек, мудрый и рассудительный, проживший долгую и разумную жизнь.

Во сне Томас спал рядом с Мэри и не пошевелился, когда она заметила девочку с малиной. Комната была залита лунным светом, и девочка светилась. Мэри не боялась ее. И ее не встревожило то, что это юное создание ходит по ночам в одиночестве и носит одежду, бесполезную от холодов Новой Англии. Мэри только удивилась. Она села, опустила ноги на пол и спросила, кто она и видела ли Кэтрин, как она вошла в дом и поднялась по лестнице.

— Кэтрин не знает, что я пришла, — ответила девочка.

— А ягоды? У нас давным-давно не было свежих ягод.

Девочка взяла одну и протянула ее Мэри, словно хлеб во время причастия, и Мэри съела ее, словно она была из теста. Она долго держала ягоду на языке, прежде чем проглотить. Вкус был изумительный, идеальное сочетание кислого и сладкого.

— Но кто ты? — снова спросила Мэри. — Или что ты? Ангел? Пожалуйста, скажи мне, что ты ангел.

— Меня нарекли именем Дезире[13], и для всех вокруг я буду самой желанной.

— Для всех?

Девочка улыбнулась, как будто это был глупый вопрос, словно его задал ребенок.

— Для тех, кто узнает меня, — повторила она.

— Ты моя?

Девочка молчала, и по ее молчанию ничего нельзя было понять. Но Мэри не сдавалась:

— По твоему молчанию я могу заключить, что я небесплодная и еще могу иметь ребенка?

На этот раз Дезире подняла указательный палец, кончик которого окрасился красным ягодным соком. Она сделала шаг и прижала его ко лбу Мэри, а затем отошла, чтобы посмотреть на свою работу. Палец был теплым, прикосновение — твердым.

— Вот, — сказала девочка, — я тебя отметила.

— Пожалуйста, скажи мне, — взмолилась Мэри, — ты мое дитя? Ты дочь, о которой я молила, до тех пор пока…

— Пока что? Пока не отказалась от всяческой надежды? Пока не потеряла веру?

Мэри выпрямилась.

— До тех пор пока я не поняла, что Бог не предначертал мне растить детей.

На этот раз девочка не ответила, потому что она исчезла. Испарилась.

Утром, когда Мэри записывала в дневник все, что могла вспомнить, она пожалела, что не может вспомнить, как именно исчезла девочка. Она вышла из комнаты и спустилась по лестнице? Или она вознеслась на небо, чтобы сесть перед — не рядом, нет, конечно — их божественным Отцом? Только когда она закончила писать, а Томас заворочался, просыпаясь, ей пришла в голову мысль подойти к зеркалу и посмотреть, есть ли у нее на лбу метка.

Метки не было, и только тогда у нее защипало в глазах, и, невзирая на присутствие ничего не понимающего Томаса, она заплакала.

21

Если вы виновны, то не ждите от суда снисхождения.

Замечание губернатора Джона Эндикотта, из архивных записей губернаторского совета, Бостон, Массачусетс, 1663, том I

После того как Томас ушел на мельницу, Кэтрин выстирала их одежду в воде, которую вскипятила в большом котле, а затем развесила перед очагом, потому что снаружи было слишком холодно, чтобы что-то сушить. Шел слабый снег, и Мэри подумала, что унылое серое небо на западе предвещает в скором времени полноценные снегопады. Возможно, не за горами первая метель этой зимы. И вновь наутро она и Кэтрин обнаружили на земле слой инея, когда пошли собрать яйца в курятнике и покормить скотину. Они собирались варить мыло во дворе, но было уже слишком холодно.

— Я рада, что матушка Хауленд хорошо обходилась с тобой, — сказала Мэри Кэтрин, зашивая прореху на рукаве рубашки Томаса.

— Да, это правда, — ответила девушка.

— Ты скучаешь по ним? Тебе там больше нравилось? — Мэри не планировала поднимать эту тему, но вопросы не выходили у нее из головы, и она сказала, не подумав.

— Мне многого не надо. Меня все устраивало.

— А здесь?

Девушка вешала шерстяные чулки Мэри рядом с одним из подъюбников.

— Можно я скажу честно?

— Конечно.

— Ваш муж намного лучше, чем вы хотите признавать. Лучше и добрее. Я принимаю то место, которое отвел мне Господь.

Мэри не отрывала взгляда от иглы с ниткой, когда сказала:

— Ты сбежала потому, что испугалась меня. Ты решила, что я ведьма. А сейчас ты что думаешь?

— Я одна здесь с вами.

— Это значит, что ты не веришь, что я стала прислужницей Сатаны.

— Или что у меня нет выбора.