Чаша Асклепия (СИ)

Сюрприз новый навигатор преподнес после первого же прыжка. Им дико «повезло»: они столкнулись с редким астрономическим явлением. Да что там столкнулись — они в него просто-таки вляпались! Двойная «чёрная дыра», корабль выбросило чёрт знает где, и зависли они в этом чёрт знает где чёрт знает на какое время. Месяц, как минимум, им тут болтаться, как собачьим экскрементам в проруби.

Белобрысый навигатор валил всю вину на Теда, но многоопытный и многомудрый Вениамин Игнатьевич был склонен винить во всём именно Алексея. И немного рыжую гадину. Почему-то ему казалось, что проклятый киборг этот вариант просчитал, но промолчал. Очень хотелось уличить его в преднамеренной пакости, но повода не находилось.

Хотя, поразмыслив, Вениамин Игнатьевич быстро вернул себе хорошее настроение. Всё складывалось именно к его удовольствию.

Стас разорён, команда пойдёт, куда ей и следовало — на биржу труда. Хотя Польку он, может, всё же к себе в клинику возьмёт работать. Корабль с молотка, а безмозглую жестянку Вениамин Игнатьевич заберёт на опыты. Надо всё же научную монографию написать, он-то теперь столько знает о сорванных киборгах, сколько не знает и сам господин Гибульский, не будь мира его праху во веки вечные! За то, что разбудил этого демона и явил миру ужас этих дьявольских отродий.

В душе от таких мыслей шевелилось что-то непонятное, какой-то первородный ужас, то и дело тянуло перекреститься (видел Вениамин Игнатьевич, как это делали паломники с Иерусалима-16). Он зябко поежился и пошёл в пультогостиную, поближе к людям, к живой человеческой речи. Всё же пустой холодный космос сейчас, как никогда до этого, давил на плечи миллиардами и триллионами и парсеков.

В пультогостиной было чуть веселее, чем на кладбище. Алексей упрямо бычился и искал виноватых вокруг, меракийцы заперлись у себя в каюте, Стас хандрил, но пить отказывался, а Вениамину Игнатьевичу в одиночку сейчас не пилось. Всё же алкоголь усиливает эмоции. И вообще скорее депрессант, чем эмоциональный стабилизатор.

Да, месяц в такой обстановке протянуть необычайно сложно. Вениамин Игнатьевич читал достаточно специальной литературы, чтобы знать, что происходит с людьми при психологической несовместимости, да ещё и в закрытом пространстве. Пожалуй, через месяц тут один киборг и останется, остальные друг друга перебьют. Хотя… если эта гадина возьмёт чью-то сторону… и припомнит все старые обиды… На душе стало совсем тухло.

Беда обычно не приходит одна, а нелепости имеют привычку множиться в геометрической прогрессии.

Совершенно неожиданно выяснилось, зачем их пассажиры так торопились домой: они собирались обзавестись потомством. Никакой завис остановить их не мог — они выметали икру. Прямо тут, на борту транспортного судна. Это было неожиданно, абсурдно и в то же время необычайно интересно.

Это событие взбодрило Вениамина Игнатьевича, он отвлёкся от мрачных мыслей, с восторгом натуралиста-первооткрывателя трогал крупные розовые икринки, собранные в гигантские грозди, висящие под потолком каюты. Сами меракийцы со спокойной совестью отдали своему меракийскому богу душу, нисколько не беспокоясь о своём потомстве. Выметали икру — и сдохли.

Вениамин Игнатьевич развеселился. А что? Это даже забавно. Правда, Стас трупы счастливых родителей для вскрытия не отдал, а с тяжёлым вздохом велел упаковать и в криокамеру загрузить, но икра оставалась в открытом доступе, так что досуг на месяц Вениамин Игнатьевич себе обеспечил. Пока Тед и Алексей будут грызть друг другу глотки, он, доктор Бобков, займётся изучением потомства меракийцев.

Если в этой схватке титанов погибнет навигатор, то ничего страшного — на подхвате есть рыжая гадина. А что проиграет именно Алексей, можно было не сомневаться.

Но неуёмная и жизнерадостная натура Теодора не дала ему зациклиться на белобрысом оппоненте. Висеть просто так целый месяц посреди взбаламученного вакуума пилот был категорически не согласен, что-то там высмотрел на звездной карте, уговорил капитана — и вот они уже летят в сторону какой-то крохотной безымянной планеты, просто так, «косточки размять».

Корабль летел к незнакомой планете, а к Вениамину Игнатьевичу с каждой минутой возвращалось хорошее настроение: всеобщее уныние и пессимизм способствовали этому как нельзя лучше.

Ему приятно было видеть обречённые рожи обалдуев и явное раздражение платинового дипломника. Все понимали: это их последний рейс, они решили сыграть ва-банк и поставили всё на зеро, а удача, переменчивая и своенравная дама, отвернула от них свое капризное личико.

Впереди у всех, кроме самого доктора Бобкова, были весьма печальные перспективы. А Вениамин Игнатьевич спокойно прикидывал, стоит ли ему вмешиваться в судьбы всей команды или ограничиться Стасиком и рыжей гадиной?

С одной стороны, они все ему не чужие стали и пускать на самотёк их дальнейшую жизнь не хотелось. А ну как выплывут? А с другой — у него уже был печальный опыт распыления интересов, который закончился лишним геморроем.