Чаша Герострата

Акулова, в свою очередь, подумала, что дело это какое-то мутное. Ну в самом деле, вот сидит перед ней подозреваемая, ну выглядит, конечно, неважно, так она три дня в камере была.

А так видно, что не сумасшедшая она и не больная на всю голову, иначе ее в аптеке держать бы не стали. То есть ума у нее явно хватило, чтобы такое убийство придумать и осуществить. Ведь не с кухонным ножом она на соперницу набросилась и не кислотой ей в морду плеснула при всем честном народе. Нет, проникла ночью в больницу, ввела потерпевшей смертельное лекарство, да и ушла незамеченной.

И притом специально приметную фамильную сережку надела, и там, в палате, ее потеряла. Глупость полная!

И еще: уж если задумала бы эта Безрогова убийство, то уж, наверно, организовала бы себе алиби, со всеми соседками повидалась, чтобы те подтвердили, что с вечера она дома была. А ее никто не видел, даже эта баба глазастая, что рядом в квартире живет.

Нельзя сказать, что следователь сочувствовала подозреваемой, она вообще никогда и никому не сочувствовала, но работу свою старалась делать хорошо, на совесть. А тут ведь все неясно, улики косвенные, чистосердечного признания не получить. Единственное, что мотив сильный. Да, судя по всему, эта Ольга Сарафанова была такая зараза, что врагов у нее хватало.

Нет, надо свидетелей искать, которые видели, как подозреваемая ночью из своего дома выходила, припереть ее к стенке, она и сознается. А пока пустой разговор получается.

Акулова велела Даше подписать показания и вызвала сопровождающего.

После их ухода она привела в порядок папки, потом посмотрела на часы, и только тогда в дверь робко постучали.

— Войдите! — У Акуловой очень хорошо получалось разговаривать не разжимая малиновых губ.

— Здравствуйте! — На пороге стоял самый настоящий красавец, так что даже видавшая виды следователь Акулова помотала головой, опасаясь, что у нее глюки.

Но посмотреть было на что. Высокий, с широкими плечами и проникновенным взглядом серых глаз, мужчина закрыл за собой дверь и сделал шаг к столу.

— Вы кто? — опомнилась следователь, впрочем, она и сама уже догадалась. — Безрогов Арсений…

— …Леонидович, — подсказал он, — но можно просто Арсений…

И улыбнулся широко и белозубо. И сел, удобно и вальяжно развалившись на стуле.

Следователь отложила ручку и посмотрела на него очень внимательно. Под ее взглядом улыбка быстро ушла с его лица, как будто солнце зашло за грозовую тучу, остались только волосы, лежащие мягкой волной, и серые глаза.

После непродолжительного молчания он даже сел на стуле прямо и ноги подобрал. Акулова же, которая задавала себе вопрос, что такого могли найти в нем две женщины, да так, что дело до убийства дошло, теперь все поняла.

Этот тип был потрясающе красив такой классической мужской красотой. И кроме внешности, у него не было ничего. Торчит в какой-то зачуханной фирмочке рядовым сотрудником, зарплата небольшая, но понятно, за что его бабы любят. Ленив, избалован и точно небольшого ума, раз к тридцати трем годам никакой карьеры не сделал.

По идее, можно бы и его подозревать, но в больнице видели именно медсестру, то есть женщину, а этакую орясину за женщину уж никак не примешь. Докторов-то ночью в больнице нету, только в приемном покое, дежурные. Да этот и к капельнице небось не знает как подойти.

Далее очень быстро выяснилось, что у потерпевшего на ту ночь железное алиби.

— Мы с друзьями в ресторане были… Ну, я же жениться хотел… на Ольге, вот и позвал друзей, пока она в больнице находилась… ну, вроде как мальчишник… — Он снова обаятельно улыбнулся.

— Хм… насколько я вижу, вы все еще состоите в браке с Безроговой Дарьей Викторовной, — заметила следователь.

— Я собирался подавать на развод! — Его улыбка в данном случае была неуместной, но он, похоже, этого не понял. Как и то, что мальчишник устраивать было несколько преждевременно. Но похоже, что из подозреваемых этого типа можно исключить.

— Я должен был на ней жениться, ведь она носила под сердцем моего ребенка! — с театральным пафосом заявил Безрогов, отчего следователь едва заметно поморщилась и спросила, были ли у его будущей жены враги.

— Нет, ее все любили! — заявил он. — Только она, Дарья, ее ненавидела, а потом убила. И не только Ольгу, а еще и ребенка. Ее нужно судить за двойное убийство!

— Кстати, о ребенке, — сухо сказала Акулова. — Вот, ознакомьтесь с медицинским заключением.

Он долго читал документ, шевеля губами, а потом отодвинул от себя бумагу.

— И вот я должна спросить, — следователь Акулова не испытывала человеческих чувств, когда находилась на работе, но в данном случае она едва сумела скрыть злорадство в голосе, — вы утверждаете, что это она, Ольга, сообщила вам о своей беременности, или же вы нарочно ввели в заблуждение свою супругу, чтобы она дала вам развод? В таком случае вы являетесь невольным соучастником убийства.

Это был чистый блеф, но Безрогов испугался до безумия. Он стал бледен, руки его задрожали, на лбу застыли капли пота, вся красота куда-то исчезла.

— Нет… — пробормотал он, — она сама мне сказала… она меня обманула… я бы не стал…