Чаша Отравы

В глубине её глаз затаилось волнение, но лицо теперь выражало уверенное спокойствие.

— На самом деле, я говорил об этом и с Акирой… Раньше, чем с вами, — признался я.

— Да? — встрепенулась Светлана, и мне показалось, что эта новость обрадовала её. — Что же он вам сказал на это?

Волнение в её глазах перестало быть скрытым.

— Кажется, он стал относиться ко мне с недоверием… Наверное, поэтому он и уехал, не попрощавшись, — пожал я плечами, опуская голову.

— Это похоже на Акиру, — после паузы, кивнула Светлана. — Он всегда принципиален в подобных вопросах и редко идёт на компромиссы… особенно с самим собой, — добавила она.

— А вы?

Я пристально смотрел на неё.

— Как к этому относитесь вы?.. Тоже считаете меня плохим человеком?

— Нет, нет! Что вы! — встрепенулась она, порывисто хватая меня за руку. — Ведь вы не плохой человек! Правда?.. Я вижу, что вы способны на большой значимый для всех поступок… И не ради себя!

Светлана взволнованно всматривалась в моё лицо, и её пальцы всё сильнее сжимали мою руку.

Взглянув в окно на сияющие морские дали, она сказала:

— Знаете, мир может быть уничтожен не одним плохим человеком, а молчанием тысячи хороших. Древние считали, что всё сущее и зримое это только отблески божественного огня, иллюзия — майя, результат вечной игры, в которой безличное божество тешит себя, не замечая бегущего сквозь тысячелетия времени. Но в этом иллюзорном мире есть нечто подлинное, имеющее божественную природу — это человеческая душа. И если безличный Бог есть гигантский огонь, то искры этого огня, разлетающиеся вокруг, есть человеческие души. Заброшенные в наш мир, они обречены скитаться из одной телесной оболочки к другой, подчиняясь закону кармы, и прекратить это мучительное и бесплодное скитание не помогут ни жертвоприношения, ни умерщвление плоти, ни аскеза, ни паломничества… Единственное, что способно привести к цели — это добрые дела! Ими душа очищается. Позднее масоны говорили, что каждому человеку нужно лишь раздуть в себе божественную искру, чтобы стать подобным Богу… Я вижу, что у вас чистая душа, которая разгорается, как эта «божественная искра». И я думаю, вы не дадите ей никогда погаснуть…

Она на минуту замолчала. Затем порывисто склонилась ко мне, заглядывая в глаза.

— Сид!

— Да?

— Я хочу вам сказать… хотела давно сказать… — казалось, она подбирает слова, стараясь найти нужное, то самое важное слово.

Её глаза блуждали по моему лицу. Наконец, она глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, пытаясь унять волнение, нахлынувшее на неё. Предложила:

— Давайте поднимемся наверх?

Мы вышли на верхнюю обзорную палубу. Сквозь узкие прорези в боковых стенах защитного стеклянного колпака, походившие на акульи жабры, был слышен плеск волн, а стремительные порывы ветра доносили сюда морскую прохладу и свежесть. Солёный запах волн наполнял ноздри бодрящей остротой. Сейчас экранолёт сбавил свою скорость, обходя с запада по большой дуге остров Кергелен.

Опершись о перила заградительного барьера, Светлана задумчиво смотрела на бескрайний водный простор, щурясь на солнце и подставляя разгорячённое лицо морскому ветру. А я стоял рядом и любовался её точеным профилем, чувствуя, как тёплая волна в который уже раз стремительно поднимается от сердца к горлу, сбивая моё дыхание.

— Смотрите!

Девушка порывисто коснулась моей руки, указывая в сторону, где в отдалении огромная стая дельфинов охотилась на косяки сардин, сбившихся на стыке холодного и тёплых течений.

— Правда, здорово? — спросила она, глядя на меня, искрящимися на солнце глазами.

— Да, удивительное зрелище, — задумчиво произнёс я, следя за юркими дельфиньими спинами.

— Знаешь, я всегда пойму тебя, чтобы ни случилось! — негромко, но твёрдо произнесла Светлана, неожиданно переходя на «ты». — И всегда буду рядом с тобой!

Я быстро повернулся к ней, ошарашенный услышанным, и тут же утонул в её бездонно-глубоких глазах, смотревших на меня с бесконечной любовью и преданностью. Сердце моё в один миг радостно подпрыгнуло к горлу и бешено забилось от охватившего меня волнения и счастья. Помедлив, я схватил её ладони и прижал их к своей груди, продолжая бездумно падать на дно темнеющего омута её расширившихся зрачков.

* * *

Когда экранолёт вошёл в обширную бухту на восточной оконечности острова, было уже далеко за полночь. В свете огней порта стена прибрежных гор, поросших пальмовым лесом, казалась застывшей морской волной, поднимавшейся от океана к ночному пронзительно чёрному небу. Яркие звёзды плавали над ней россыпями драгоценных жемчугов. Звёзды плавали и в воде, у нас под ногами, и голова кружилась от этого безграничного звёздного простора, словно, мы оказались на границе самой Вечности.