Чаша Отравы

— Разумеется. Когда ребёнок видит вытеснение добра из мира злыми силами, он испытывает мучения, даже если такое вытеснение происходит лишь на мгновение. И эти мучения не менее ценны для него. Некоторые дети в такие моменты даже закрывают глаза или уши, чтобы хотя бы так обеспечить себе душевный покой. Эти мучения лишь усиливают желание детей бороться за торжество добра, и это желание откладывается в них на подсознательном уровне. Позднее, уже во взрослой жизни, оно переходит в осознанные поступки и устремления. Вот почему так важно научить ребёнка чувствовать боль и душевные переживания других, как свои собственные. В дальнейшем эта способность в них разовьётся в готовность к сопереживанию, к эмпатии.

— С этим не поспоришь, — согласился я. — А ведь дети младшего возраста не такие уж добрые. Я хорошо помню своё детство.

— Я тоже в маленьком возрасте близко к сердцу принимала судьбу своих любимых героев, — призналась Светлана. — Я горевала и плакала, когда им приходилось плохо. А когда они одерживали победу и были счастливы, я тоже чувствовала горячую радость и была безмерно счастлива.

Она бросила на меня взволнованный взгляд, и я почувствовал, как по её телу прошла нервная дрожь.

— А кто у вас был самым любимым? — поинтересовалась воспитательница.

— Девочка, спасшая своего брата от злой и холодной волшебницы, — охотно ответила Светлана. — Я всегда отождествляла себя с ней и хотела быть похожей на неё.

— А я любил сказки о богатырях, — признался я, почему-то испытывая лёгкую неловкость, словно, меня мог кто-то осудить за это. — Их удаль и сила всегда восхищали меня. Я чувствовал себя борцом за правду и страстно желал, чтобы эта борьба завершилась победой над коварными и злобными врагами.

— В этом и проявляется великое гуманизирующее значение сказки, — сказала Хема. — Всякую, даже временную неудачу героя ребёнок всегда переживает как свою, и таким образом сказка приучает его принимать к сердцу чужие печали и радости. Жажда радостного исхода всех человеческих дел и поступков проявляется у детей с собенной силой именно во время слушанья сказок. Они укрепляют понимание ребёнка о том, что счастье это норма бытия.

— Но ведь познание мира не сводится только лишь к ощущению счастья, — заметил я. — Мир намного более сложен и неоднозначен.

— Безусловно, — кивнула воспитательница, и на её губах снова появилась мягкая улыбка и морщинки в уголках глаз. — Воспринимая окружающий мир, ребёнок должен научиться от поверхностного расчленения фактов переходить к отысканию взаимных отношений. И хотя поначалу дети не делают даже попыток определить качества наблюдаемых ими вещей, а просто связывают их произвольной кауазальной связью, в дальнейшем, в процессе обучения и познания, они учатся делать ассоциации по сходству и различию предметов. Например, один мальчик трёх лет сделал для себя такой вывод, определяя петуха: «Петух — это голубь в шапочке». Представляете? Одно частное понятие ребёнок определяет другим. И хотя в этом его ошибка, но он уже стоит на пути к истине, а его тяготение к классификации объектов материального мира по видовым и родовым признакам, к сопоставлению их с другими объектами будет надежной основой всей его будущей умственной деятельности.

Воспитательница остановилась.

— Я вас, наверное, утомила своими разговорами?

— Нет, что вы! — возразила Светлана. — Всегда приятно пообщаться с профессионалом в своём деле.

— Спасибо, — сдержанно улыбнулась женщина. — Тем не менее, мы пришли. Вот ваша группа. Где-то там должна быть и ваша племянница.

Она указала на группу ребят, возившихся неподалёку возле вольера с животными.

— А мне пора. Много дел с этими сорванцами.

Хема попрощалась с нами и направилась в сторону одного из двухэтажных зданий, скрывавшихся за зарослями мимозы и орхидей.

Мы подошли ближе к вольеру. Светлана напряжённо всматривалась в копошашиеся среди звериного молодняка разноцветные фигурки в коротких платьицах, шортах и маячках. Наконец, громко выкрикнула, приветливо помахав рукой:

— Тама!

Одна из девочек на её оклик быстро подняла тёмную головку, и миндалины её огромных глаз засверкали неописуемой радостью. Вскочив на ноги, она бросилась было нам навстречу, но затем спохватилась. Вернулась, подняла с травы какой-то пушистый белый комочек и, прижимая его к груди, со всех ног устремилась к нам, радостно восклицая:

— Рошни! Рошни!

Я удивлённо посмотрел на Светлану.

— Она так называет меня, на санскритский манер, — объяснила она. — Смысл моего имени не меняется, поэтому я не против.

Я с пониманием кивнул в ответ.

Девочка подбежала к нам, радостно и заботливо протягивая Светлане маленького кролика.

— Смотри, что у меня есть!

— О! Какой он чудесный! Это твой новый друг?

— Да. Я безумительно люблю кисанек. Но кролики мне очень нравятся.

— А как его зовут?

— Пушистик. Он ранил лапку. Вот здесь. Бегал, бегал в кустах и ранил. А я его лечила.

— Милая! — Светлана осторожно приняла из её рук маленькое пушистое животное. — С ним теперь всё в порядке? Ты хорошо заботишься о нём? — спросила она, нежно прижимая кролика к груди и гладя его.