Чаша Отравы

Эйго снова оглядела присутствующих. Было заметно, что она мысленно складывает в голове части древней головоломки.

— Для эволюции, в принципе, всё равно, что пресмыкающееся, что млекопитающее, — уверенно продолжала девушка. — Форма здесь не важна. Мы знаем, что в природе доминирует общая тенденция развития живого в сторону усложнения сознания, поэтому можем без труда проследить путь этого усложнения на протяжении двух миллиардов лет геологического времени нашей планеты. Ведь именно тогда и наблюдалось усовершенствование центральной нервной системы, начиная от ракообразных и моллюсков, и заканчивая человеком. В прошлом наука называла такой процесс цефализацией. Это означало, что достигнутый уровень мозга на данном уровне эволюции уже не идёт вспять. Для нас же важно то, что подобные процессы идут не непрерывно, а скачкообразно. Хотя кто конкретно достигает вершины, с точки зрения эволюции, не имеет никакого значения.

— Хорошо, что вы об этом сказали! — обрадовался Акира. — Это действительно важно! Ведь скачкообразность процесса свидетельствует, прежде всего, о том, что накопление новых качеств системы при усложнении структуры самой системы не происходит непрерывно, а носит дискретный характер. Скачкообразность может говорить о внешнем влиянии на сам процесс, когда стимулируется концентрация «носителей» духовно-нематериальных структурных сил в определённом месте и с определённой целью.

— Да, я об этом тоже думала, — призналась Эйго и щёки её порозовели от волнения. — Ведь и момент времени — начало процесса расширения Земли — совпадает с границей Мезозой-Пермь-Триас-Юра. Как вы помните, именно в это время произошло знаменитое пермско-триасовое побоище. А уже в Юрский период, когда процесс расширения планеты набрал заметные темпы, и Земля перестала быть «малой», а осколки её коры — континенты — стали разбегаться в разные стороны, наблюдается естественный взлёт гигантомании. Гравитация становится всё меньше и животный мир, долгое время существовавший в условиях большой силы тяжести, попадает в ситуацию, на которую не рассчитан генетический запас. Ведь гены не перестраиваются мгновенно, поэтому излишний запас прочности выливается в неудержимый рост и громадный вес.

— В ваших словах прослеживается намёк на некую искусственность этого процесса, — заметил Акира. — Помните, подобные мысли так удивляли нашего Сида ещё на Марсе?

Экзоархеолог с улыбкой посмотрел на меня.

— Сейчас меня уже трудно чем-то удивить, — смущённо улыбаясь, отмахнулся я.

— Помню, — кивнула Эйго. — Именно к этому я и веду: развиваю вашу мысль о предначертанности эволюционного пути, как осознанного продвижения разума во вселенной. Если эволюция разумной жизни шла по схеме «драконы — боги — люди», и Драконы в этой схеме есть некая реально существующая разумная высокоразвитая цивилизация, тогда почему не допустить возможность причастности именно этой цивилизации к пермско-триасовому побоищу, как и к увеличению самой Земли?

— Верно, — благосклонно склонил голову Акира. — По-моему, мы пришли к этой мысли и раньше.

— Может быть, Драконы открыли путь так похожим на них формам жизни не случайно? — продолжала девушка-экзобиолог. — Может быть, таков был их изначальный план, а сами динозавры явились продуктом некой генетической селекции в грандиозном научном эксперименте в рамках целой планеты? Что если разумные ящеры освоили полёты в космосе и посетили нашу планету, став катализатором бурного расцвета гигантов и на протяжении миллионов лет истории Земли наблюдали за процессом их эволюционирования из другого мира, не вмешиваясь в сам процесс?

— Вы хотите сказать, что всплеск развития динозавров мог быть результатом чьей-то разумной деятельности? — удивился я. — До сих пор, я готов был воспринимать подобную точку зрения в отношении развития человека, но в отношении ящеров…

— А что нам мешает применить её и в отношении других видов? — беспечно пожала плечами Эйго. — Ведь человек далеко не единственное разумное существо на этой планете, как и в космосе. Эволюционирует не тот, кто лучше приспособлен, а совсем наоборот — тот, кто является менее адаптированным, чем другие. Именно такие виды обладают определённой неустойчивостью. А она позволяет им трансформироваться дальше. Значит, мы можем допустить мысль, согласно которой сами динозавры изначально были порождением другого мира. Той одной-единственной линией, которая эволюционировала от неустойчивости к неустойчивости, чтобы, в конце концов, расцвести многообразием форм и видов, предстающим нам в окаменевших находках.

— А что, в этом что-то есть! — взволнованно воскликнул Иллик Шелли.