Чаща

– А что, если я приму это на веру? – сказал Жирдяй.

– Если честно, я не привык в чем-либо полагаться на веру, – сказал Коротыш. – В то же время, получив взбучку и зная, что будет только хуже, если не поспешишь сообщить то, что нас интересует, полагаю, станешь более сговорчивым. Когда ответишь прямо, и я сочту это правдой – судить, разумеется, мне, – я перестану тебя бить. У тебя еще зубы остались?

– Чево? – спросил Жирдяй.

– Думаю, ты меня слышал. – Коротыш снял тужурку и вытащил револьвер, свободно свесив руку с оружием. – Повторять не стану.

– Есть немного, – сказал Жирдяй. Судя по выражению его лица, методика расспросов Коротыша ставила его в тупик. Как, впрочем, и меня.

– С какой стороны? – спросил Коротыш.

– Со всех, – сказал Жирдяй.

– Где именно?

Я заметил, что Жирдяй нервничает все сильнее.

– А тебе зачем? – сказал он.

В этот самый момент револьвер Коротыша с треском обрушился на голову Жирдяя.

– Проклятье, – крякнул Жирдяй, отдернув голову.

– Это нам так необходимо? – спросил я.

– Послушай паренька, – сказал Жирдяй. – В нем еще осталось милосердие Господа.

– В нем да, – сказал Коротыш. – Но не во мне.

И с силой ткнул стволом в причиндалы Жирдяя, разложенные на стуле, как сарделька с двумя картофелинами. Жирдяй заверещал, его голова дернулась, и часть того, что он употребил в салуне, с плеском вылилась на пол.

Боров посчитал, что с него достаточно, поднялся и покинул комнату, а затем и хибару.

– Даже Боров брезгует твоей блевотиной, – сказал Юстас. – А я видел, как он дерьмо жрал.

– Коротыш, – попросил я, – ради Бога.

Коротыш обернулся.

– Джек. Займись своим делом, а я займусь своим.

– Мне нечем заняться, – ответил я, хотя в душе был рад шансу покинуть комнату. Сейчас я прилагал все силы, чтобы не дрожать. Такого развития событий я не предвидел. Я представлял себя во главе спасательной партии с искусным следопытом и мудрым охотником за головами. Но все оказалось иначе. Я ничего не возглавлял, следопыт потерял след, а на месте охотника за головами был разъяренный карлик с револьвером. Я очень хотел, чтобы это закончилось, и держался только из-за Лулы.

– Найди занятие, – сказал Коротыш, – и закрой за собой дверь. Жирдяй, ты лучше ори потише. Чем громче орешь, тем хуже для тебя.

– Маленький гаденыш, – сказал Жирдяй, но было слышно, что его энтузиазм поостыл и он прилагает усилия, чтобы говорить тише.

Я вышел, и моя рука тряслась, когда я брался за ручку двери. Джимми Сью сидела на диване и таращилась на меня, как зверек, попавший в капкан.

– Что они там делают?

– Помнишь, я говорил о допросе с пристрастием, когда из человека выбивают дерьмо револьвером?

Она кивнула.

– Чем они и заняты. А Жирдяй, похоже, скоро распрощается с последними зубами.

– Разве у него оставались? – спросила она, и в тот самый миг Жирдяй испустил сдавленный вопль.

– Как раз это был один или два, – сказал я.

– Получай свое и не ори, – донесся голос Коротыша из другой комнаты. – Говорить будешь, когда я спрошу. Не раньше.

Следом я услышал Жирдяя, чьи слова из разбитого рта разбирать стало еще труднее:

– Так спрашивай, твою налево.

– Может, пойдем отсюда и сядем в другом месте, подальше? – предложил я Джимми Сью.

– А мне без разницы, – ответила она. – Мне это не мешает.

– Ясно, – сказал я. – Зато мешает мне.

Выглянув наружу, я увидел, что дверь борделя приоткрыта, но не так широко, чтобы меня сразу же заметили. Я вышел и повернул за угол старого дома.

Следом вышла Джимми Сью.

– Я лучше с тобой побуду, – сказала она.

Даже за домом я продолжал слышать звуки ударов и как кряхтит Жирдяй, стараясь удерживать боль внутри и не орать.

– Сдается, Джек, ты парень мягкосердечный, – сказала Джимми Сью.

– Пожалуй, – ответил я.

– Для меня смотря с кем, – сказала Джимми Сью. – Отец мой был проповедник, оттого я к твоему деду относилась с симпатией.

– Давай не будем про это, – сказал я.

– Да ведь это ерунда.

– Но не для меня.

Мы сидели на большом пне посреди прогалины, где срубленные деревья потом сожгли. Я подумал, насколько большим и старым было дерево и как мало значило оно для людей, которые просто срубили и бросили его годы в огонь. Даже не для того, чтобы согреться, а просто ради свободного места. Похоже, нам всегда не хватает места. Из древесины лесорубам нужны лишь ценные породы, остальное тупо уничтожают и бросают в огненный ад.

Не будь моя сестра там, с теми людьми, думал я, бросил бы все и всех, включая Джимми Сью, и ушел без оглядки. Но сестра была с теми людьми и с ней творили страшные вещи. От мысли о Луле, маленькой, напуганной и беззащитной, мне сделалось дурно. Думать о ней было невыносимо, но выбора не оставалось.

– Слышишь? – сказала Джимми Сью. – Там взялись за него всерьез.

– Я слышу, – ответил я.