Часовая башня

— Вам нравится? — деланно отсутствующим, безразличным тоном произнёс он.

— Неплохо. У вас окончательная партитура? — подошла к роялю, разглядывая из-за его плеча нотную тетрадь, что вся была в помарках.

— Да. … То есть нет. Не совсем. Впрочем, …

— Вы позволите мне сыграть самой?

— Пожалуйста, — освободил Торбьорг Константиновне место.

Присела, удобно устроившись, внимательно рассматривала его каракули, неспешно листая странички. Затем, раскрыла с начала в пюпитре.

Играла осторожно, будто на ощупь, искала тонкими пальцами нужные клавиши. Когда потребовалось подошёл, будучи готов перевернуть сыгранную страничку.

Странное ощущение было сейчас в нём. Будто слушал какого-то очень знакомого, но забытого композитора. Того, что, возможно играл ещё в гимназии. Но, такого близкого, что не мог оценить степень его оригинальности. Практически незаметная, слабо выразительная мелодия трогала его сердце. Теперь, слушая со стороны, понимал, как много важного отразилось в ней. Того, что никогда бы не смог выразить словами.

Дёрнулся было разъяснить, когда Торбьорг Константиновна на мгновенье замялась, не поняв помарки. Но, тут же ухватив суть, продолжила игру. Думал сейчас о Лизе. Теперь, когда Анастасия была уже подростком, никоим образом не жалел о том, что так и не заимели второго ребёнка. Музыка невольно впитывала в себя всю его энергию, нашедшую выход таким невероятным даже для него способом.

Словно пытаясь ощутить послевкусие сидела молча, отвернувшись к окну, положив руки на платье.

— Что вы можете сказать про это? — нарушил тишину Фёдор Алексеевич. Было вдвойне стыдно перед тёщей. Ощущал в ней понимание того, что сейчас так же, как и он разгадала тайну, скрывающую в себе его несбывшееся желание. И, задав вопрос, боялся ответа, ибо понимал — он будет неоднозначным.

— У вас есть ещё, что-то? — нарушила долгую тишину Торбьорг Константиновна.

— Нет, … то есть, да. Но, не совсем в надлежащем виде.

— Я бы хотела посмотреть.

— Если позволите, вечером. Мне потребуется время для того, чтоб переписать набело.

— Что ж, в таком случае и я нуждаюсь во времени на то, чтоб обдумать ответ на ваш вопрос, — закрыла крышку инструмента.

Переписав ноты набело, с нетерпением ждал ужина. Последнее время не находил себе места. Не мог работать в этой, так и не пожелавшей принять, как иную, стране. По-прежнему считал её Россией, хоть русский язык всё стремительнее забывался её населением.

Скорее от безысходности, решил, как-то записать пришедшую во время одной из прогулок мелодию. Был тогда вместе с Елизаветой и Настенькой. Ездили в город, к пристани, развеяться и сделать, какие-то покупки. С нетерпением дождался вечера для того, чтоб записать её. Только на следующий день вернулся к ней, сам не веря в то, что сможет придать некий смысл.

Но, как посчитал тогда ему удалось. Дальше было легче. Уже строил день таким образом, что вечером всегда находилось время посвятить его работе над анализом записанного. И, вот сегодня мог услышать первое мнение о том, что ему удалось создать. Не делился этим с женой, но и ни от кого не скрывал. Просто работал. И его увлечение постепенно завладевало им. То ли волшебные порошки делали своё дело, то ли приобретал смелость, утерянную прежде.

Ужин прошёл, как и всегда, за беседами о пролетевшем дне. Но, Торбьорг Константиновна не заговаривала о том, что последнее время так волновало его. Прежде, видимо не считал нужным ни с кем делиться, не желал и знать мнения окружающих. Теперь же, невольно приобретя не только слушателя, но и исполнителя в одном лице, хотел получить достойную критику.

После чая подошла к инструменту. Открыв крышку, сказала:

— Фёдор Алексеевич, вы переписали ноты набело?

— Да.

— Так несите же их быстрее! Я вся в нетерпении.

— Одну минуту, — удалился к себе в кабинет Фёдор Алексеевич.

Играла.

Все слушали, не понимая; его музыка. От этого было вдвойне приятно. Некая тайна крылась в атмосфере вечера. Она могла обернуться, как принятием творчества, так и полным провалом. Но, руке Торбьорг Константиновны доверял. Будет ли благосклонна её критика? Впрочем, их музыкальные взгляды, несмотря на разницу в возрасте совпадали.

Наблюдал за лицами.

Яков Карлович, отложил в сторону книгу, как обычно, не столько слушая музыку, сколько любуясь стилем игры супруги. Елизавета Яковлевна, рассеянно думая о своём, всё же улавливала мелодию, но по большей части отсутствовала. Настя, единственная из всех, в отличие от Торбьорг Константиновны, что всё же частично, отдалась восприятию музыки тратя силы на игру, полностью находилась в её власти.

Задолго, ещё перед ужином начавшееся хмуриться небо, наконец собрав все близлежащие облака в один дождевой фронт, обрушилось на землю сильным ветром, хлопнувшим открытой фрамугой.

Но, никто не встал из-за стола. Будто в храме не вправе нарушить ход богослужения, не могли позволить себе подойти закрыть окно. Но, через минуту Торбьорг Константиновна закончила. В этот же миг послышались капли дождя. Приближалась осень. Но, было ещё тепло. Лето дарило его сполна.