Часовая башня

Начав карьеру с погони за успехом, незаметно для себя пришёл к самопожертвованию. Жизнь стремительно возносила его, как умелого чиновника, не делавшего шага без предварительного расчёта. Но, и степень риска присутствовала в нём. Не мог без неё. Авантюризм, в сочетании со смелостью руководил им, то вознося, на недостижимые для многих из его окружения высоты, то временно оставляя в тени. Так, словно на волнах штормящего моря плыл по жизни, зная наверняка; никогда не утонет, умел хорошо плавать. Видимо — это передалось ему по наследству.

Не выходил из дома. Даже газеты перестали интересовать. Война, казалось, поглотила умы всех жителей города. Но, теперь, когда нация была неделима, как прежде, в 18-ом, на «белых» и «красных», не разыскивая противника внутри себя самой, все её силы направлялись на борьбу с явным, уже настоящим, а не надуманным врагом.

Редко вставал с дивана, чтобы выйти к столу. Приносили еду в кабинет.

Работал над книгой полулёжа. Теперь занимала большую часть личного времени. Была тем единственным, что соединяло его с окружающим миром.

Начало войны сильно повлияло на понимание прошлого. Теперь видел в нём некую связь с настоящим. Хоть имена, события, да и сама атмосфера отличались от настоящего, всё же поразительная схожесть ушедшего с нынешним говорила; всё может повториться. Для этого и пытался записывать многое, что знал, иногда додумывая, придавая записям вид исторического романа.

Боролся с болезнью. Но, не понимал для чего так нужна была ему победа в ней. Хорошая, пусть и не полная приключений, что с лихвой заполняли его рукопись, жизнь вполне устраивала. Жалел, вскоре закончится, но, прежде всего хотел доделать важное для него дело. И, сегодня, когда чувствовал сильную слабость, знал; найдёт в себе силы выздороветь.

— Большой температуры нет, — тихо сказал доктор, приняв из рук Якова Карловича градусник. Был того же с ним возраста. Так же боялся простыть сильно кутаясь передвигаясь по вечерним городским улочкам добираясь к очередному клиенту. Много за работу не брал, но всегда был внимателен к пациенту.

— Вот видите, — слабым голосом произнёс больной.

— У вас сильнейшая слабость. Попрошу присесть. Мне нужно прослушать лёгкие.

— Покряхтывая, послушно сел на диване, не спуская с него ног, склонив голову к груди.

— Дышите.

Хрипло втягивал воздух. Болела грудь.

— Не дышите, — не навязчиво командовал доктор.

Затаил в себе воздух. Казалось, тот распирал его грудь изнутри, рвался наружу, для того, чтоб вместе с выдохом выпустить застарелую хворь.

— Дышите глубже, — внимательно слушал его лёгкие доктор.

Перешёл на спину. Теперь приложил стетоскоп под левую лопатку.

Сердце довольно часто билось. Лёгкие были полны хрипов. Двухстороннее воспаление. Процесс явно запущенный. Судя по рассказу Торбьорг Константиновны, развивался стремительно.

— Мы не знаем, как пройдёт сегодняшняя ночь. Но, думаю, будет решающей, — присел за стол доктор, что-то записывая на бумажке.

— Разве бывает воспаление лёгких практически без температуры, к тому же и без кашля? — с подозрением смотрела на врача Торбьорг Константиновна.

— В этом-то всё и дело, — встав из-за стола, протянул выписанные рецепты. Отвёл в сторонку, ближе к окну. Тихо сказал:

— Категорически настаиваю на госпитализации.

— Ни в коем случае! — приподнялся в кровати на локтях Яков Карлович.

— Дорогой мой Яков Карлович, я боюсь той ответственности, что лежит на мне, как человеке, не предпринявшем всё от меня зависящее для того, чтоб обезопасить вас от возможных последствий.

— Яшенька, подумай о нас. Мы не можем рисковать тобой.

— Ах Валерия! Я никуда не поеду. Согласен беспрекословно исполнять все предписания, принимать любые таблетки, но, поверь, не стоит устраивать из моей болезни такого шума. Во мне есть силы, чтоб победить её.

— Есть силы. Ах Яшенька. Как же ты глуп. И чем больше знаю тебя, тем сильнее в том убеждаюсь.

— Вы напрасно так тревожитесь уважаемый Яков Карлович. В городе есть пара частных клиник. Но, само собой разумеется, решение будет принято на ваше усмотрение.

— Никакой госпитализации!

— В случае отказа, я вынужден подписать у вас согласие на домашнее лечение.

— Я подпишу любую бумагу. Доктор, поймите же, дома, в отличие от больницы я выздоровею.

— Яшенька, послушайся доктора. Прошу тебя!

Ничего не ответил жене. Отвернулся к спинке дивана, всем своим видом показывая нежелание подчиниться.

— Последнее время сталкиваюсь с ужасным упрямством среди пациентов. Не могу понять причины этого феномена. То ли война, то ли нежелание попасть в плен, сдавшись в руки болезни, в надежде, что та поспособствует скорейшему сведению счётов с избранным ею человеком.

— И, всё же мой дом, моя крепость, — будто с диваном общался Яков Карлович.

— А, чёрт с вами! С каждым днём всё меньше понимаю происходящее, — принялся писать за столом отказ на госпитализацию доктор. Время от времени всё же поднимая голову, и заявляя:

— В любом случае, я пришлю к вам сиделку с кислородной подушкой.

или:

— Уж она то задаст вам хорошую жизнь вдали от так вами нелюбимого стационара.